Свободного места оставалось – хоть с плетями упражняйся! Нет, для плетей, пожалуй, тесновато, а с короткой палкой – вполне. Я прихлопнул комара, впившегося в щеку, и невольно усмехнулся. Вот вам и «от комаров»!
Впрочем, упав на непривычно мягкий футон и уже проваливаясь в сон, я мельком отметил, что был несправедлив: тот комар оказался единственным. Пахучее средство действовало.
Сон мне приснился глупей глупого. Во сне я спорил с господином Цугавой. Да, знаю: неслыханная дерзость, немыслимая глупость! Говорю же, дурацкий сон. Господин Цугава настаивал, чтобы я навеки остался жить в его усадьбе. В замечательном гостевом домике. За ворота? Нет, за ворота выходить нельзя. Почему? Потому что у господина Цугавы закончились бирки, а без бирки он отказывается меня выпускать. Я спорил, рвался на службу, с докладом к начальству; хотел домой – к отцу, матушке, Каори. Они меня, небось, заждались, гадают, куда я подевался. А уж начальство-то как гадает! Даже подумать страшно.
Я утверждал, что у меня есть долг перед господином Сэки. А Цугава утверждал, что теперь он – мой господин, раз я живу в его усадьбе. Значит, я должен повиноваться ему. А я…
Уверен, у меня бы нашелся достойный ответ для господина Цугавы. Но тут он вдруг взбеленился и заорал на меня не своим голосом:
– Скорее! С молодым господином беда!
Я так и подскочил. И проснулся.
За бамбуковыми шторами металось пламя факелов. Веера охристых бликов мели пол домика. Слышались крики.
– Скорее!
– …с молодым господином…
– …беда!
То, что последний вопль мне не приснился, я понял уже на бегу. Рядом со мной бежали слуги и вассалы господина Цугавы. Кое-кто успел вооружиться. В темноте, разорванной языками огня, я не сразу приметил, что они ныряют в заднюю дверь дома – и поспешил следом. В доме царила бестолковая суматоха, все стремились в западное крыло, туда, где покои Ансэя. Но там уже было полно людей: не протолкнуться.
– Прекратить панику! – громыхнул приказ господина Цугавы.
Все умолкли. Замерли, кто где стоял, боясь вздохнуть.
– Дом поджечь хотите?! Погасить факелы!
Ну да, легко сказать. Факел так просто не погасишь. Бочек с водой в доме не наблюдалось, факельщики поспешили на двор. Остались те, что с фонарями, или вообще без огня. Сделалось темнее, зато просторней.
– Господин!
– Мы пришли на помощь!
– Скажите, что нам делать!
– Идите по своим жилищам. Помощь уже оказывают.
– Просим прощения, господин!
– Простите за дерзость!
– Все ли хорошо с молодым господином?
– Мой сын жив. Сейчас ему нужен покой.
– Господин…
– Всё, идите! Быстро!
Я посторонился, пропуская людей мимо себя. В лицо ударил свет лампы, я заморгал.
– Вы что, не слышали? – Цугава осекся, сбавил тон. – Простите, Рэйден-сан. Вы, конечно, оставайтесь. Следуйте за мной.
– Извините мне мой внешний вид. Я сгораю от стыда…
Сгоришь тут, если на тебе только нижнее кимоно без пояса! Это Ансэю простительно, он раненый.
– Пустяки! – отмахнулся Цугава на ходу. Тень от его руки метнулась по стене крылом нетопыря. – Вы поспешили к месту происшествия, не тратя времени на облачение. Это делает вам честь. Долг выше формальностей!
– Могу я узнать, что произошло?
– Разумеется. Дайте дорогу!
Двое слуг шарахнулись в стороны, пропуская нас в покои Ансэя. Здесь горели сразу четыре лампы, заставляя тени жаться по углам. Нет, не только тени: в дальнем от входа углу, завернувшись в легкую накидку, сжалась в комок перепуганная молодая женщина – как я понял, жена Ансэя.
Сам Ансэй лежал на расстеленном посреди комнаты футоне, строгий и прямой. Плащ из лилового шелка укрывал его от шеи до пят. Грудь молодого человека явственно вздымалась и опадала. Ресницы слегка подрагивали. Глаза под веками совершали быстрые движения подобно рыбам под колеблющейся поверхностью пруда. Ансэй спал, ему снился сон: тревожный, беспокойный. Тело его при этом оставалось неподвижным, как у мертвого.
Как он ухитряется спать при таком шуме?!
– Гичин, Хисикава! Вы прибежали сюда первыми. Поведайте дознавателю…
Забывшись, я поднял руку, прерывая господина Цугаву. Хозяин дома умолк, не договорив – должно быть, от удивления. Спасая положение, я низко поклонился Цугаве:
– Мои манеры отвратительны, господин. Единственное мое оправдание – страстное желание быть полезным. Вы позволите мне сперва осмотреть помещение? А потом ваши люди расскажут мне, что здесь произошло. Если вы согласитесь, я буду безмерно признателен вам…
– Хорошо.
– Благодарю вас, Цугава-сан.
Я протянул руку. Слуга подал мне фонарь: кипарисовый ящичек с ручкой и окошками, затянутыми бумагой. Масляный фитиль давал свет ровный и достаточно яркий. Мужчины посторонились, освобождая место, и я двинулся в обход комнаты. Так, тумбочка в головах спящего опрокинута. Рядом – богато вышитый кошелек. Свалился с тумбочки? Отметим, запомним. Женщина в углу. По ней я лишь мазнул взглядом и поспешил отвернуться. Неприлично пялиться в упор на чужих жен, да еще в спальне. Все, что нужно, я и так успел увидеть. Испуг, смятение, тонкие пальцы судорожно вцепились в накидку, из-под которой выглядывает край нижнего кимоно…
Идем дальше.
Пара приземистых шкафчиков с выдвижными ящиками. Поверх сложена верхняя одежда супругов. Лежит аккуратно, но ткань чуть смята. Пояса отсутствуют. Резко обернувшись, я шагнул к спящему – и, не позволив себе задуматься и отступить, совершил очередную вопиющую бестактность. Одним движением я сдернул с Ансэя укрывавший его плащ. Руки и ноги молодого господина были крепко связаны двумя поясами: мужским и женским. Стало ясно, почему он не шевелился, несмотря на тревожный сон.
– Умоляю простить меня! – я намеренно произнес это громче, чем следовало. Спящий и ухом не повел. – Я должен был убедиться. Ни в коей мере я не хотел оскорбить вас или вашего сына!
В ответ хозяин дома лишь безнадежно махнул рукой:
– Делайте что должно, Рэйден-сан. Для того вы здесь.
– Тысяча благодарностей, Цугава-сан!
Вновь укрывая Ансэя плащом, я задержался, рассматривая наследника. Лицо бледное, напряженное, глазные яблоки все еще ворочаются под веками. На шее – багровая полоса. Тонкая, как след от шелкового шнурка. Расправив и подоткнув плащ, я обвел взглядом присутствующих – и в левой руке Хисикавы углядел то, что искал.
– Благодарю вас, Цугава-сан. Я закончил осмотр.
– У вас есть какие-то просьбы? Пожелания?
– Где я мог бы переговорить с вашими людьми?
