– Я просто стараюсь оградить тебя от опасностей, – призналась Элен.
– И потому хочешь завернуть меня в вату. – Флоранс села рядом с ней на старый диван. – Я совсем забыла, что нам давным-давно пора сменить обивку на этом диване.
– И набивку тоже.
– Точно! – У Флоранс загорелись глаза. – Займемся вместе?
– Вообще-то, я хотела почитать.
– Успеешь в другое время. Не ленись, давай поработаем. Это отвлечет тебя от неприятных мыслей.
– Что, прямо сейчас? – застонала Элен. – Я устала.
Флоранс вскочила и протянула ей руку:
– Не ты ли всегда призываешь не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?
Элен неохотно поднялась и поймала на себе решительный взгляд Флоранс.
– Что?
– Послушай, Элен, я не хочу, чтобы ты ходила за мной как тень.
– Хорошо, я постараюсь не ходить. Старые привычки отмирают с трудом.
– Особенно у тебя.
– Как это понимать?
Флоранс наклонилась к дивану, внимательно разглядывая обивку.
– Думаю, сначала следует распороть обивку, а там увидим, насколько нужно чинить все остальное.
– Флоранс!
Сестра выпрямилась во весь рост:
– Ты любишь придерживаться заведенного порядка вещей. А я люблю открывать новое… Куда же я подевала ножницы?
– И как?
– Что – как?
– Насколько ты преуспела в открытии нового? – (Флоранс спрятала улыбку.) – Чувствую, ты о чем-то умалчиваешь. Есть такое?
Игнорируя вопрос сестры, Флоранс потянула на себя обивку:
– Повсюду дыры.
– Так ты мне расскажешь?
– Конечно. А сейчас я должна найти ножницы, – сказала Флоранс и выбежала из комнаты.
Элен стало не по себе. Она давно привыкла думать о желаниях и потребностях сестер, ставя их впереди собственных. Привыкла держать семейные вожжи, не давая сестрам взбрыкивать. Элен не раз мысленно представляла цирковую арену, себя – шпрехшталмейстером во фраке и цилиндре, а сестер – игривыми лошадками. Неуправляемыми. Она была бы и рада немного отпустить вожжи, но не знала как. Слишком долго она являлась средоточием семьи. И вот теперь это новое, незнакомое упрямство Флоранс, стремление утаить какую-то сторону своей жизни, не имеющую отношения к семье. Эта сторона недвусмысленно требовала от Элен: «Отстань».
Элен умела обращаться с пациентами, могла развеять их страхи, успокоить, подбодрить. Но чем дальше, тем меньше она понимала, как ей справляться с выросшими сестрами.
Она сокрушенно покачала головой. В этот момент вернулась Флоранс, размахивая ножницами и ножом.
– Вот. Нашла… – выпалила Флоранс и осеклась. – Элен, что с тобой? Чего ты такая грустная?
– Я грустная?
– В чем дело?
– Я беспокоюсь об Уго и о Мари.
Элен вздохнула и волевым усилием вынырнула из потока тревожных мыслей.
– Случись что по-настоящему жуткое, мы бы уже знали.
– Давай заниматься диваном, – вздохнула Элен. – Ты хоть знаешь, как это делается?
Глаза Флоранс засверкали.
– Нет. Зато будет очень здорово соображать по ходу работы.
Вдвоем они разрезали и сняли внешнюю обивку и подкладочный слой, после чего перевернули диван набок, чтобы снять с днища обветшалый кембрик. Когда диван снова занял привычное положение, Флоранс оглядела свалявшуюся, просевшую набивку.
Наклонившись, она принюхалась и поморщилась:
– Фу! Воняет ветхостью. Придется ее целиком менять.
– По-моему, мы избрали себе занятие не по силам, – покачала головой Элен.
– Постой-ка. Кажется, внутри что-то есть.
Флоранс сунула руку в недра набивки и выудила запечатанный конверт.
– Ого! – Она помахала им в воздухе. – Интересно, что там внутри.
– Возможно, какой-нибудь счет, – ответила Элен, равнодушная к содержимому конверта.
Надорвав конверт, Флоранс достала пожелтевший лист бумаги и посмотрела на него, затем на Элен. Лицо Флоранс было полно неподдельного любопытства.
– Не угадала, дорогая сестричка. Это любовное письмо.
– От кого? – нахмурилась Элен.
– Я прочту его вслух. Может, и сообразим от кого.
– Хорошо, – согласилась Элен, и Флоранс начала читать.
Моя дорогая!
Это ожидание было самым долгим в моей жизни. Я надеялся, что ты ответишь на мое предыдущее письмо, но, должно быть, тебе помешало нечто непредвиденное. Неужели наша тайна раскрыта? Это так? Мне и дня не прожить, пока я не удостоверюсь, что тебе ничего не грозит. Позвони мне, а если не сможешь, пожалуйста, напиши.
Твой любимый. Навсегда.
– М-да, – подняв брови, пробормотала Элен. – Очень интригующе.
– Правда, романтично? – спросила Флоранс.
Она стояла, упираясь руками в бока. Глаза ее были распахнуты от удивления.
– Романтично? Пожалуй. Но мне это больше представляется любовной интрижкой на стороне.
– И кем мог быть этот «любимый»?
– Во всяком случае, не наш отец.
Флоранс улыбнулась. Элен поняла, почему сестра улыбается. Их отец обладал множеством замечательных качеств, но романтичность среди них не значилась.
– Но письмо, скорее всего, адресовано маман. Может, она получила его еще до замужества?
– Письмо могло быть адресовано и ее сестре.
– Той, что сбежала? Может, из-за этого и сбежала?
Элен повернулась к дивану:
– Письмо письмом, а нам надо решать, как быть с развороченным диваном.
– Может, у Виолетты найдется что-нибудь для набивки?
– Хорошая мысль.
– Элен, а тебе действительно нравится Виолетта? – помолчав, спросила Флоранс.
– Да. А тебе нет?
– Не знаю, – пожала плечами Флоранс.
Элен засмеялась:
– Не можешь простить ей выкройку того платья?
– Какое-то дурацкое детское платьишко.
– Тебе виднее. А сейчас, Флоранс, я оставляю тебя наедине с диваном.
– Не-е-е-ет!
В этот момент в заднюю дверь постучали. Элен пошла на кухню открывать.
– Только что думала о тебе, – сказала она, увидев улыбающуюся Виолетту.
– Элен, у меня новость.
– Проходи в дом.
– Нет, не могу задерживаться. Воспользовалась тем, что мой малыш спит, и пришла. Мари просто умоляла меня пойти.
