Молчание затягивалось.
Элиза уже собиралась заговорить, но тут в гостиную вошла Флоранс. Она еле переставляла ноги. Ее глаза были по-прежнему красными от слез, а лицо заплаканным. Едва взглянув на Беккера, она села на самый дальний стул, склонила голову и принялась рассматривать свои ногти. Элиза осталась стоять. Элен устроилась на диванчике у окна.
– Вы так и не рассказали, каким образом оказались здесь, – нарушила молчание Элиза. – Мы только слышали, что это было летом.
– Вы правы.
– Мы слушаем.
– Весной двадцать четвертого года ваш отец перехватил мое письмо к вашей матери. Так он узнал, что Флоранс не его дочь.
Подумав об этом, Элиза вновь ощутила резь в глазах. Ей было трудно представить, чтобы отец вскрывал материнские письма, хотя еще труднее она представляла, как мать решилась завести отношения на стороне.
– Он поставил Клодетте ультиматум: или она остается, или уходит, но своих дочерей он ей не отдаст.
Элен подалась вперед и качала головой. Элиза видела, как больно сестре слышать эти слова.
– Вы наверняка помните, что ваша мать уезжала сюда на лето вместе с вами, а он оставался работать в Лондоне, – продолжал Фридрих. – Летом двадцать четвертого года я приехал в Сент-Сесиль, и мы с Клодеттой провели пару недель вместе. Мне хотелось повидать Флоранс. Я пытался убедить Клодетту уехать со мной.
– Но она отказалась, – догадалась Элиза.
– Да. Признаюсь вам: я был счастлив в браке с матерью Антона. Я горжусь сыном, но Клодетта была любовью моей жизни, родственной душой.
– Уехать без нас с Элен? – резко спросила Элиза. – Вы предлагали ей взять одну лишь Флоранс?
– Да, хотя мне стыдно признаваться в этом… Но она не согласилась. – Беккер поочередно взглянул на Элизу и Элен. – Простите меня… задним числом.
Элиза молча смотрела на него.
Элен извинилась и вышла из комнаты. Пока ее не было, все молчали. День клонился к вечеру. Тени становились все длиннее. Элиза смотрела в окно и чувствовала, как события прошлого смещались и сталкивались, образуя совершенно новый узор. Их мать изменилась, и причиной был этот немец. Клодетта осталась с отцом ради них с Элен, но счастье навсегда ее покинуло. Впервые Элизе стало до боли жаль мать. Неудивительно, что она срывалась на старших дочерях.
Вернувшись, Элен попросила Элизу выйти с ней. В прихожей Элиза увидела красное шелковое платье, переброшенное через перила лестницы.
– Зачем ты его притащила? – спросила Элиза.
– Надень платье, – прошептала Элен. – Быстро.
– Зачем?
– Просто надень. Мне нужно увидеть.
– Что увидеть?
– Не тяни время, – вздохнула Элен.
Элиза сходила на кухню переодеться, и, когда они обе вернулись в гостиную, Фридрих от удивления разинул рот.
– Вы когда-нибудь видели нашу мать в этом платье? – спросила Элен.
– Да. – Он торопливо заморгал, не в силах отвести глаза от Элизы. – Я видел это платье во время нашей последней встречи с Клодеттой. Мы обедали с ней в этом доме.
– Зачем? – спросила Флоранс. – Зачем вам понадобилось снова ее видеть?
– Чтобы поговорить, – ответил он, вглядываясь в лицо Флоранс, словно ища в нем что-то.
Флоранс лишь встряхнула головой и уткнулась взглядом в свои ладони.
Фридрих оглядел гостиную и вновь посмотрел на Флоранс:
– Я всегда хотел познакомиться с тобой. Но твоя мать…
– Она вам этого не позволила? – спросила Флоранс, в голосе которой сквозили слезы.
– У нее были на то причины.
Воцарилось длительное молчание.
– Итак, – нарушила его Элиза, прекрасно сознавая, чего они все ждут. – Значит, наша мама была в этом платье?
– Да. Она была такой красивой. Как вижу, Элиза, вы пошли в нее. Но Флоранс, как и Антон, унаследовали мои черты. Какое-то время Клодетта посылала мне фотографии светловолосой кудрявой малышки. Они разбивали мне сердце. Но она запретила мне видеться с Флоранс. Или… – Он помолчал. – Может, запрет исходил от вашего отца?
– Наш отец был порядочным человеком, – вмешалась Элен. – Как вы смеете приписывать ему какое-то вмешательство?!
– Конечно. – Фридрих поднял руки, словно защищаясь от ее нападок. – Я не хочу бросать тень на вашего отца… Так вот, ваша мать была в этом платье. За обедом мы выпили две бутылки красного вина. Упреждая ваши предположения, скажу: да, мы изрядно захмелели. Я еще раз предложил ей расстаться с вашим отцом, но она снова отказалась.
– И правильно сделала, – заявила Элен.
– Возможно. Но скажите, была ли ваша мать счастлива?
Элен покачала головой:
– В самом начале, когда мы с Элизой были маленькими. А после рождения Флоранс – нет.
– Значит, это я виновата? – сердито спросила Флоранс, задетая словами Элен.
– Ни в коем случае. – Элен даже поморщилась. – Ты вообще ни в чем не виновата. Если наша мать решила нарушить супружескую верность, это целиком ее вина.
– Но люди не выбирают, в кого влюбляться, – сказала Флоранс.
– Жизнь целиком состоит из нелегких выборов. Мы не можем следовать своим инстинктам и желаниям только потому, что нам так хочется. Когда-нибудь ты это поймешь.
Это прозвучало резко, как отповедь. У опешившей Флоранс задрожал подбородок.
– Какой смысл искать, кто виноват? – заметил Фридрих.
– У вас тут вообще нет права голоса! – сорвалась на него Элен.
– Простите, – вздохнул Фридрих.
– Продолжайте, – попросила Элиза.
– Клодетта отказалась уехать со мной. Она сказала, что не бросит старших дочерей. Я предложил ей взять всех трех, но она ответила, что это разобьет сердце ее мужу.
Элиза оглянулась на Элен. Та открывала и закрывала рот. В ее глазах блестели слезы.
– Вместо этого ваша мать предложила мне продолжать наши отношения втайне. Я рассказал ей, что в Германии встретил женщину по имени Лив, которая тронула мое сердце. Я считал непорядочным обманывать Лив и вашего отца. Но я не мог и соединиться с Лив, поскольку был шанс, что Клодетта поддастся на мои уговоры. В тот вечер я предпринял последнюю отчаянную попытку.
– А как она порвала платье?
– Услышав про Лив, Клодетта начала кричать, а потом у меня на глазах принялась рвать это платье. «Ну и убирайся к своей Лив! – выкрикивала она. – Скатертью дорога!»
Элиза медленно втягивала в себя воздух. Какой ужас!
– Вы в это время спали наверху. И вдруг кто-то из вас проснулся и закричал.
Элиза посмотрела на побледневшую Элен:
