– Сейчас посмотрю, кто это. – Элен подошла к окну.
Центральная площадь заполнялась бронированными автомобилями, и на всех была нацистская символика. У Элен опустились плечи.
– Площадь кишит немецкими солдатами. – Она повернулась к Уго.
– Неужели «Дас Рейх»? – спросил побледневший врач.
– Нет, для тех слишком рано. Это из-за партизанских атак и взрывов на железной дороге.
Оба понимали: немцы явились сюда мстить.
– Где твоя сестра?
– Вы про Элизу?
– Да. Она в кафе?
– Сомневаюсь. У нее какие-то встречи за пределами деревни.
– Там безопаснее. – Уго помолчал. – Элен, я… так и не поблагодарил тебя.
– За что?
– За помощь моей жене. За то, что сопровождала ее.
– Уго, вы меня уже благодарили. Пожалуйста, не беспокойтесь. Уверена, Мари сейчас находится в полной безопасности.
Элен не так уж сильно верила в это сама, но ей не хотелось сеять панику.
– Надеюсь, ты права. Как ты думаешь, нам стоит выйти?
Она покачала головой:
– Скоро они сами забарабанят в дверь.
Партизанам удалось подорвать поезд, направлявшийся на большой немецкий склад. Минувшим вечером Элен с замиранием сердца смотрела, как ее сестра усаживается в грузовик с несколькими товарищами. Все они были возбуждены и уверены, что у них получится. Джека как раз и забросили сюда для подготовки таких операций. Элен понимала: нечего и надеяться увидеть Джека, однако надежда все равно тлела в глубине души.
Сейчас, ожидая появления немецких солдат, Элен держалась за край стола и думала о Джеке. Она чувствовала, что после той ночи у них по-прежнему оставался шанс. Пусть совсем маленький, но тогда она почувствовала тепло его любви. Элен была в этом уверена.
– Может, они вообще не придут, – сказал Уго.
Ладони Элен стали липкими.
– Мне невыносимо это ожидание, – призналась она. – Давайте закончим с лекарствами.
Элен взяла банку и стала насыпать туда таблетки пенициллина. Мысли крутились вокруг беременности Элизы и опасности участия сестры в операциях. Когда Элен осторожно упрекнула ее, Элиза отмахнулась.
– Я должна почтить память Виктора, – сказала она, и в ее глазах сверкнул мятежный огонь.
– Тебе мало того, что ты носишь его ребенка?
Элиза встала, уперев руки в бока, и с сожалением посмотрела на старшую сестру.
Элен начинала понимать: выбор выбору рознь. Если бы Элиза уже нянчилась со своим малышом, жизнь заставила бы ее отказаться от участия в партизанской операции. Разве для матери возможно выбрать то, что поставит под удар любимого ребенка?
Истошный крик, прилетевший со стороны площади, прервал ее раздумья.
– Уго, что там творится?
Он подошел и выглянул в окно.
– Хаос. Вот что.
Элен вытерла капельки пота вокруг губ. Ей вспомнилась Виолетта. Элен представила, как подруге страшно сейчас в шато. Виолетта совсем не хотела делать шляпы немецким офицерам, но была вынуждена согласиться из-за ребенка. Не пострадает ли Виолетта, если союзники победят?
Хлопнула боковая дверь. Двое пробежали по коридору и ворвались в кабинет. Один из них был ей знаком: Эмиль, старший брат Энцо. Он прихрамывал из-за проникающего ранения в икру. Его спутник был старше, болезненно тощий и изможденный. Оба явно спасались от немцев.
– Прошу вас, помогите! – взмолился Эмиль, испуганно глядя на нее и Уго.
– Отведи их в больницу и уложи на койки, – распорядился Уго.
– Прямо в одежде?
– У нас нет времени их раздевать и перевязывать рану этого парня. Прикрой их одеялами и сразу же возвращайся.
С колотящимся сердцем Элен сделала так, как велел Уго. Она отперла и оставила открытой заднюю дверь. Все должно выглядеть так, будто эти люди сами пробрались в больницу и спрятались там, а Уго и не подозревал об этом.
Она едва успела вернуться, как в дверь громко забарабанили. Уго подал ей бутылку касторового масла.
– Разлей по пузырькам. Сделай вид, что ты спокойно занимаешься своим делом.
Элен взяла бутылку. Через мгновение в кабинет ворвались пятеро солдат, вооруженных винтовками.
– Выходите! – приказал их командир. – Всем выходить!
– Но у нас лежачие больные, – возразил Уго.
– Сколько? Все они должны выйти.
– Позвольте… – снова попытался возразить Уго.
Но их задиристый командир оттолкнул его и двинулся в небольшую палату, где находилось пятеро: трое настоящих больных и двое беглецов. Уго и Элен последовали за солдатами, в ужасе ожидая, к чему все это приведет. Дулами винтовок солдаты сорвали одеяло с первой койки. Следом на пол полетели простыни. Лежавший на ней старик лет восьмидесяти съежился от страха. Так продолжалось, пока солдаты не добрались до последней койки, где лежал раненый Эмиль.
– Почему на полу кровь? – спросил немец.
Эмиль мгновенно спрыгнул с койки и поднял руки. Его спутник тоже вскочил и бросился к двери. Но тут же грянул выстрел, заставив всех подпрыгнуть, и беглец рухнул на пол.
– Это больница, – сказал Уго. – Вы не вправе.
Солдат повернулся и наставил оружие на него.
– Закрой рот, дедуля. Я делаю все, что захочу. А за пособничество террористам полагается наказание.
Элен встала рядом с Уго:
– Поймите, мы даже не знали, что эти люди находились в палате. Видите, задняя дверь открыта. Должно быть, они проникли в палату, пока мы в кабинете занимались лекарствами. Прошу вас. Доктор никогда не делал ничего предосудительного.
Судя по глазам солдата, он не верил ни одному ее слову.
Вошел еще один немец, и Элен узнала капитана Ганса Мейера. Она вглядывалась в его лицо. Кажется, он понял, что здесь происходит. Элен облегченно вздохнула.
Мейер отдал распоряжение на немецком, и солдат, целившийся в Уго, опустил винтовку. Солдатам было приказано арестовать раненого партизана и вынести из клиники убитого.
Солдаты ушли. Капитан Мейер выразительно посмотрел сначала на Элен, затем на Уго.
– Надо внимательнее следить за тем, кого вы пускаете. Держите двери запертыми. В следующий раз меня здесь не будет.
Элен попыталась сказать, что они ничего не знали о партизанах, однако капитан лишь покачал головой:
– Хотите меня одурачить? Я не вчера родился. – (Элен отвела взгляд.) – Ладно, отнесем случившееся к недостатку житейского опыта.
– Благодарю вас.
Мейер снова внимательно посмотрел на нее: