Мы заехали в туннель под действующей взлетной полосой. Сверху грохотали самолеты. «Шестьдесят пять процентов нашего груза прилетает грузовыми самолетами, которые, как правило, переоборудованы из пассажирских, – рассказывала Банни. – Цветы тоже доставляются так, особенно в высокий сезон. Исключение составляет “American Airlines”, у которой нет грузовых самолетов. Она забивает цветами все грузовые отсеки пассажирских. Именно поэтому люди могут взять только два чемодана. Компании нужно место под груз – за него хорошо платят».
Мы выехали из туннеля и покатили по бетону, покрытому пересекающимися желтыми и белыми линиями. Банни следовала за линиями одного цвета, потом другого, проезжала мимо погрузчиков и выруливающих самолетов, повинуясь каким-то правилам, которые я не могла понять. «Это активная рулежная дорожка», – пояснила она, пока мы ждали, когда прямо перед нами взлетит самолет. За ней виднелось несколько приземистых бетонных строений. Именно сюда вместе с остальным скоропортящимся грузом прибывали цветы. «То, что мы сейчас видим, называется привокзальной площадью аэропорта, – объяснила Банни. – Сюда может приехать кто угодно. Вон там находятся ворота для грузовиков. На каждые трое ворот привокзальной площади приходятся одни с воздушной зоны. Эта зона закрыта для публики. Там расположены склады, хотя это неверное слово. На самом деле это хранилище транзитных грузов. Если какой-то груз можно просто положить на склад и ему ничего не будет, то доставлять его по воздуху совсем не обязательно. Можно отправить кораблем, а не самолетом».
В Майами было прохладное, пасмурное утро. Когда я представляла, что приеду во Флориду в феврале, чтобы посмотреть на латиноамериканские цветы, я воображала взрыв красок: тысячи красных роз, сотни пурпурных гвоздик, синее небо, белые пляжи, розовые отели в стиле ар-деко. Вместо этого я сидела на серой взлетной полосе рядом с серым зданием под серым небом. Грузовые самолеты на стоянке воздушной зоны соответствовали описанию Банни: минимальной комплектации, без логотипов компании. Их иллюминаторы были заделаны, поэтому самолеты выглядели так, как будто у них были повязки на глазах. Я знала, что должна сфотографировать это место, чисто для справки. Но смогу ли я спустя месяцы вспомнить, что было изображено на этой фотографии?
Остается только гадать, могли ли фермеры, сто лет назад занимавшиеся разведением цветов, представить, что их товар отправится путешествовать по всему миру. В начале XX века цветы паковали в картонные коробки или заворачивали в старые газеты, затем грузили на телегу и везли на железнодорожную станцию. Поскольку холодильников не было, фермеры вынуждены были ориентироваться на погоду, ожидавшую цветы в дороге, и отправлять только самые стойкие, способные выдержать жару и мороз. К 1910 году наиболее передовые хозяйства начали использовать автомобили для транспортировки цветов из теплицы на рынок, а в 1920 году появились автобусные экспресс-маршруты. Затем постепенно стали использовать грузовые рефрижераторы. Все изменилось после Второй мировой войны, с появлением воздушного транспорта. В 1944 году «Florists’ Review» сообщила о новых возможностях, которые открывались перед калифорнийскими цветоводами с появлением грузовых аэроперевозок: «Идея сбора урожая цветов после полудня и доставки их наутро на прилавки Нью-Йорка или других рынков Восточного побережья обещает сложно осуществимую, но очень увлекательную торговую перспективу».
Могу представить, как в 1950-х годах цветовод упаковывает свой товар в холодную мокрую газету или сухой лед и стоит в аэропорту, глядя, как цветы исчезают в грузовом отсеке самолета. Должно быть, эти люди чувствовали, что наступает новая эра, и так оно и было. Однако вряд ли они могли представить себе сопутствующие проблемы. Едва ли фермер из 1950-х был способен вообразить самолет на посадочной полосе в Майами, набитый эквадорскими розами. Банни потушила окурок и выдохнула последнюю струю дыма. «Ладно, – сказала она. – Пойдем, взглянем на цветы».
Большинство скоропортящихся товаров улетает из Латинской Америки последним вечерним рейсом: остывающий воздух облегчает взлет самолетов при большой высоте над уровнем моря, как в Кито. Кроме того, вечером у хрупкого груза меньше шансов застрять на раскаленной взлетной полосе в ожидании своей очереди. Примерно в четыре утра эти самолеты приземляются в Майами, к десяти утра груз проходит инспекцию и готов к дальнейшей отправке. Мы с Банни приехали в районе девяти утра, когда бо́льшая часть цветов, прилетевших этим утром, уже покинула аэропорт.
Припарковавшись со стороны воздушной зоны, Банни помахала удостоверением перед охранником на входе. Рядом с U-образным зданием стояло четыре или пять самолетов. Вокруг сновали рабочие на вилочных погрузчиках, подхватывая разгружаемые паллеты и увозя их на склад. Один из самолетов был уже почти пуст. Банни кивнула в его сторону, и очень скоро я уже карабкалась за ней на борт по металлическому трапу.
Если вы когда-нибудь видели в кино, как из военного самолета с парашютом выпрыгивают десантники, то у вас есть примерное представление того, как устроен изнутри грузовой самолет. Впереди, рядом с кабиной, нет камбуза – только откидные сиденья с ремнями безопасности для членов экипажа. В салоне нет ни пассажирских сидений, ни багажных полок, ни индивидуального освещения, ни кнопок вызова бортпроводника. На полу металлическое покрытие с резиновыми прокладками и рельсы, по которым передвигают паллеты. Иллюминаторы закрыты листами железа или стеклопластика. Над головой блестит теплоизоляция, отражая свет люминесцентных ламп. Паллеты с коробками цветов, упакованные в пластик и закрытые сеткой, одну за другой выкатывают из самолета и ставят на подъемник, опускающий груз на землю. Там его подхватывают рабочие на вилочных погрузчиках и увозят на склад. Провожая взглядом проезжающие мимо паллеты, я успела заметить несколько знакомых названий: «Esmeralda Farms», «Miramonte», «Florimex», «Eden Floral Farms». На коробках большими буквами было написано: «Цветы. Букет возможностей».
Мы с Банни прошли за вилочным погрузчиком в хранилище транзитных грузов, где цветы сгружают в холодном помещении для дальнейшей инспекции. Оно было совсем не похоже на герметичные камеры, виденные мной в «Солнечной долине». Я приготовилась к знакомому холоду, но это была обычная комната с работающим кондиционером. Снаружи было около двадцати градусов тепла, а внутри вряд ли меньше пятнадцати. Здесь хранились не только цветы. Пока мы шли и рассматривали коробки с грузом, Банни зачитывала названия компаний и содержимого: «Морской окунь. Спаржа. Тилапия… Сюда прибывает много рыбы… Шарлотта? А, это сорт роз».
Миновав холодное помещение, Банни обернулась ко мне: «Главное: фотографировать инспекторов запрещено».
«Нельзя фотографировать инспекторов», – повторила я.
«Они из Министерства внутренней безопасности, – пояснила она. – Поэтому их нельзя снимать. Можно запечатлеть цветы в их руках, но не более того».
О цветочном таможенном контроле в Майами я слышала уже давно. В цепочке цветочных поставок это что-то вроде бутылочного горлышка: через него должны пройти все цветы, прибывающие в страну. Именно на этом этапе латиноамериканских цветоводов ждет больше всего испытаний: если хотя бы на одном цветке инспекция обнаруживает хотя бы одно пятнышко или жучка, весь груз отправляется или на свалку, или на повторную фумигацию, которая проводится в аэропорту и стоит времени и денег. В некоторых случаях поврежденный листок отправляют на исследование, а груз задерживают до выяснения вопроса, не завезли ли в США новое заболевание, могущее навредить местным растениям. Однако, в отличие от импортных овощей и фруктов, цветы не тестируют на следовые остатки запрещенных пестицидов. В конце концов, их не есть собираются. Это провоцирует цветоводов использовать пестициды по максимуму, чтобы ни в одной коробке, ни на одном цветке не появилось ни единого пятнышка. Больше тысячи латиноамериканских цветоводов добиваются только одного – чтобы их груз беспрепятственно прошел инспекцию, которую проводят в той самой комнате, где я оказалась.
