Как Limbo будет пробираться по этому лабиринту? Покинув аэропорт, она теряется в широкой сети импортеров, экспортеров, грузоотправителей, дистрибьюторов, организаторов аукционов, оптовиков и розничных торговцев. Можно только гадать, куда она попадет дальше. Давайте предположим, что наша роза отправляется на оптовый рынок на Манхэттен. Ее в понедельник срезали, во вторник упаковали и загрузили в самолет, и в среду утром она прибыла в Майами. В течение 24 часов Limbo существовала без воды, при температуре около нуля градусов. Инспекция в аэропорту длилась недолго, и уже к десяти утра роза отправилась в Майами, в распределительный центр. Зеленые розы на пике популярности, так что Limbo достаточно везет – этим же вечером она покидает Майами и отправляется в Нью-Йорк. Путь по шоссе на север вдоль побережья займет 24 часа, так что манхэттенский дебют Limbo состоится в пятницу вечером, когда она появится на оптовом цветочном рынке в районе 28-й улицы.
Этот рынок закрыт для обычных покупателей. Желающим что-то здесь приобрести нужна лицензия на перепродажу. Цветочный бутик с Верхнего Вест-Сайда
[57] присылает сюда закупщицу присмотреть что-нибудь новое и интересное, и ее взгляд падает на зеленые розы. В пятницу вечером Limbo попадает в бутик, а в субботу покидает его в плотном одноцветном букете вместе с другими зелеными розами, зелеными помпонными хризантемами и бледно-зелеными коробочками мака. Это наимоднейшая композиция из долгоживущих цветов. У клиента они простоят как минимум неделю, может быть, даже две, если он будет хорошо о них заботиться. Получается, что Limbo проживет примерно три недели с того момента, как она покинула куст, и до момента, как отправится в мусорный бак.
Вест-Сайд – элитный район; букет в квадратной зеленой вазе, которая продается с ним вместе, стоит в бутике флориста сто пятьдесят долларов. Если высчитать стоимость каждой розы, то получится, что клиент заплатит примерно пять долларов за каждую Limbo. Допустим, флорист купил эти розы по полтора-два доллара за стебель, это премиальная цена за розы класса люкс. Этот же самый цветок, в понедельник покинувший ферму и отправившийся сначала по пыльной дороге, засаженной эвкалиптами, а потом по Панамериканскому шоссе в Кито, принес своему хозяину, который обеспечивал ему уход и подготовку к долгой дороге, всего тридцать центов. А что насчет рабочих, которые собирали урожай, очищали стебли от листьев, сортировали, упаковывали и грузили в машины? На заработную плату для всех них пошло менее четырех центов с продажи каждого стебля.
Аэропорт Майами невероятно далек от эквадорского рабочего, который целыми днями срезает Limbo на цветочной ферме, зарабатывая шесть или семь долларов в день. От Кито до Боготы всего несколько часов самолетом, но, приземлившись, цветы оказываются в другом мире. Перед отъездом Банни покатала меня по задворкам аэропорта, обычно мало кому доступным. Там были офисы таможни и эмиграционных служб для непассажирских воздушных судов, ремонтный центр со свалкой старых самолетов, которые разбирают на запчасти, и даже мойка. «Почти как автомойка, – радостно прокомментировала Банни, – эксплуатация грязного самолета обходится дороже. Приходится мыть». Для частных самолетов был отдельный терминал весь из стекла и стали – этакий мини-аэропорт внутри аэропорта. Новая, еще строящаяся диспетчерская башня. Изолятор временного содержания для животных: коров, лошадей, страусов, – которых привозят или отправляют самолетами. Газоотбойник для самолетов, к которому те разворачиваются, чтобы прогнать двигатель (время от времени им приходится это делать). Здесь была даже барокамера для тестирования взрывчатых веществ в подбрюшном грузовом отсеке. Внутренняя кухня аэропорта выглядела невероятно сложно. Казалось удивительным, что нечто хрупкое вроде цветка может перемещаться в этом мире бетона, стали и авиационного топлива.
Наконец мы вернулись обратно в грузовой терминал, откуда начали свое путешествие. К этому времени разгрузили уже все самолеты и помещение было почти пустым. Мы смотрели, как от здания со стороны воздушной зоны отъезжает последняя пара самолетов. «Обычно из Колумбии прилетает от десяти до двенадцати самолетов в день, – сказала мне Банни. – В период Дня святого Валентина их число доходит до сорока. Знаете, почему в это время года розы так дорого стоят? Есть как минимум одна причина: если в день прилетает столько самолетов, они вынуждены возвращаться пустыми. А топливо стоит денег. Огромных денег».
Когда Банни довезла меня до отеля, я поинтересовалась, влияет ли работа с цветами на то, как она к ним относится. Ведь перед ней каждый день проходят миллионы роз. Банни вздохнула и покачала головой. «Я даже подумать не могла, что они могут быть такими, – ответила она, – сейчас я покупаю намного больше цветов. Но я беру их здесь, у аэропорта. На углу за четыре доллара можно купить десяток роз. Вы не поверите, какие они там потрясающие».
Банни Шрайбер как покупатель очень хорошо знает, через что проходят цветы перед тем, как попасть к ней. Тем не менее от цветов ей нужно то же, что и большинству из нас. Они должны хорошо выглядеть и долго стоять. Быть безукоризненными: без пятен, поврежденных листьев и насекомых. Это значит (хотя никто не произносит этого вслух), что цветы должны быть опрысканы, обработаны и окурены. Нам как покупателям не важно конкретное время года: мы хотим покупать розы зимой, а тюльпаны – осенью. И хотя идея о том, что разведение цветов нужно переместить в Колумбию и Эквадор, была не нашей с вами, именно наше желание покупать цветы круглый год привело к тому, что теперь их выращивают на экваторе, отправляют самолетами и привозят на грузовиках.
Больше всего нас волнует цена. Если расходы, связанные с выращиванием, доставкой и продажей цветов, постепенно растут, то цена, которую готов заплатить розничный покупатель, только снижается. Супермаркет рядом с моим домом продает прекрасные розы сорта Leonides по десять долларов за букет. Никто не может обвинить их в плохом качестве: на столе у меня в прихожей букет простоял больше недели. Но услышав, что Банни платит за розы всего четыре бакса (лишь на несколько центов за цветок больше, чем за них получил цветовод), я, конечно же, тоже захотела такие. Я больше плачу за латте, которые закончится через полчаса. Кто бы отказался от настолько дешевых цветов?
Но я побывала на фермах, где эти цветы растят, и знаю, сколько усилий приходится прикладывать рабочим: им приходится работать вдвое больше за те же деньги, чтобы стоимость товара оставалась прежней. Продолжу ли я хотеть эти дешевые цветы, если узнаю, что рабочие в плохо подогнанном защитном снаряжении за центы опрыскивали их пестицидами, запрещенными в США? По крайней мере, я могу купить латте, изготовленный из «этичного»
[58] кофе, что несколько облегчит мою вину. В продуктовых можно купить экологически чистое вино, «этичный» шоколад и молоко без гормонов у местного молочника. Но на цветах у касс нет ни маркировки, ни этикеток, поэтому по ним ничего невозможно понять. Нет никакого другого основания для выбора, кроме цены.
