«Я считал Питера Морана из Общества американских флористов своим другом, – сказал Мерфи. – Но когда мы продвигали тестирование остаточного содержания химикатов, Общество американских флористов заявило: “Нет, это невозможно. Нам придется признать, что у нас есть проблемы”. И нам пришлось отступить».
Слова Морана о том, что Общество американских флористов не поддерживает позицию «VeriFlora» и программы по производству экологически чистых продуктов, недавно процитировали в «E/The Environmental Magazine». «Я не вижу в цветочных хозяйствах тех проблем, о которых пишут в газетах, – заявил он. – Цветы не едят, это не пища». Закупщики, которых он представляет, также не особенно торопятся продавать своим покупателям цветы с сертификатами. Я опросила десяток флористов, спрашивал ли их кто-нибудь когда-нибудь об экологически чистых цветах. Или, может быть, люди просто хотели узнать, откуда взялись цветы, которые они покупают? Ни один не смог припомнить подобных вопросов. Даже если бы какой-нибудь покупатель спросил что-то подобное, большинству флористов пришлось бы признаться, что у них в магазине нет ни единого «экологически чистого» бутона.
Как ни парадоксально, может оказаться, что самые сертифицированные цветы в Соединенных Штатах будут куплены людьми, которые об этом даже не догадаются. За них примет решение сеть розничных магазинов вроде «Whole Foods», закупая цветы у хозяйств, которые будут отвечать требованиям компании. Покупатели могут догадываться, что цветы из «этичного» магазина выращены в экологически чистых и социально ориентированных условиях, но большинство из них все равно выберет яркий букет тюльпанов или роз только потому, что они красиво выглядят. Или потому, что цветы подойдут к убранству званого обеда. Или поднимут настроение подруге. Или подойдут для попытки загладить обиду или признаться в любви, для которых иногда так сложно подобрать слова.
От цветов ждут слишком многого – все вышеперечисленное плюс обязательную безопасность рабочего места и рациональное использование окружающей среды. Но если я за все это время и узнала что-нибудь о цветах, так это то, что они сильнее, чем кажутся. Цветочная индустрия говорит нам, что где-то существует цветок, который станет таким, как мы пожелаем. И я знаю место, куда можно поехать, чтобы увидеть все, что цветоводы и селекционеры сотворили с цветами в попытке исполнить все наши желания. Пришло время отправиться на знаменитый голландский цветочный аукцион.
Глава 8
Голландский аукцион
Я проснулась в пять утра и уставилась в потолок своей комнаты в амстердамском отеле. Улицы как раз затихли: пьяные студенты, всю ночь рассекавшие по каналам на взятых напрокат лодках, наконец угомонились. В Амстердаме просыпаются поздно. Я оделась и осторожно, стараясь не разбудить хозяина, ночующего на первом этаже, прокралась через лобби на темную пустую улицу. Кофейни на пути к автобусной остановке начнут работать только через несколько часов. Как бы мне ни хотелось кофе, я понимала их нежелание открываться до рассвета. Однако, если нужно встретиться с кем-то, работающим в цветочной индустрии, придется подниматься именно в столь ранний час. И даже когда в конце концов к шести или семи утра ты доберешься до места встречи, моргая от лучей внезапно вставшего солнца и пытаясь вспомнить, зачем вообще здесь оказалась, твой визави будет выглядеть раздраженно, будто потерял уже добрую половину дня.
Я направлялась в Алсмер
[61], чтобы посмотреть на знаменитый голландский цветочный аукцион. У этого известного всему миру высокотехнологичного и скоростного способа продажи цветов было довольно скромное начало. В 1911 году в амстердамском пригородном кафе собрались несколько флористов. Им пришла в голову идея устроить цветочный аукцион, чтобы лучше контролировать процесс оценки и продажи своего товара. Предприятие они назвали «Bloemenlust»
[62]. Вскоре рядом образовался еще один, конкурирующий аукцион (в истории цветочных рынков всегда так – где один, там и второй), и теперь каждый день после окончания торгов цветы грузили на велосипеды и лодки, чтобы доставить их покупателям по узким голландским каналам и еще более узким улочкам. Уличные торговцы добирались сюда на поезде и увозили товар обратно на нем же. Когда наконец все начали пользоваться грузовиками, то в лучших традициях голландского эгалитаризма
[63] оба аукциона купили машины вскладчину. Так продолжалось до 1968 года, пока аукционы, процветавшие бок о бок, не слились в один, образовав широко известный в настоящее время «Bloemenveiling Aalsmeer» – самый большой из основных цветочных аукционов Нидерландов, работающий круглый год.
Автобус до Алсмера провез меня по амстердамским улицам, где окна все еще прятались за закрытыми ставнями, и направился на юг, мимо аэропорта. Мир наконец начал оживать: на шоссе мы обогнали несколько десятков грузовых фур, везущих цветы на аукцион или с аукциона. Некоторые из них были оклеены теми же логотипами цветочных хозяйств и дистрибьюторов, что и в Майами. Эта стадия – после того, как цветы покинут место, где их растили, и до момента, когда кто-нибудь поставит их дома в вазу, – удивительна своей сложностью и длиной. Цветок может провести неделю, блуждая по лабиринту складов, аэропортов, аукционов и оптовых рынков, и выйти из этого утомительного путешествия почти таким же свежим, как в день, когда его сорвали.
Существование аукциона вроде алсмерского подчеркивает главное различие между цветами, предназначенными для европейских рынков, и теми, что продаются в Соединенных Штатах. Цветы, что я видела в Майами, приезжали сразу отовсюду. Их везли грузовиками, поездами и самолетами на оптовые рынки, в распределительные центры, сборщикам букетов, розничным торговцам и даже непосредственно покупателям. В США нет единого централизованного рынка продажи цветов. Но цветы, прилетающие в аэропорт Схипхол, что неподалеку от Амстердама (он служит основной точкой прибытия для всех европейских цветов), почти все направляются в Алсмер. Это самый главный центр цветочной торговли, обслуживающий большинство европейских рынков. Часть товара также уходит в Россию, Китай, Японию и даже США (только двести пятьдесят миллионов цветов, 5 % от объема продаж на голландском аукционе, отправляются в США, где составляют, соответственно, всего 6 % от продаж в стране). Сюда доставляют цветы из Кении, Зимбабве, Израиля, Колумбии, Эквадора и европейских стран, превращая аукцион в нечто вроде глобального цветочного перевалочного пункта. Во всем мире каждый цветочный рынок следит за голландским аукционом, этой движущей силой торговли, которая устанавливает стандарты и определяет общемировые цены. Если вы задались целью узнать, какая судьба ожидает цветок на рынке, то рано или поздно окажетесь здесь.
К тому времени, как мой автобус подъехал к большому круговому разъезду у главного входа на мероприятие, прошла и правда уже половина аукционного дня. Цветы и комнатные растения начали прибывать еще с полуночи, и торги стартовали до рассвета. Когда я вышла из автобуса, вокруг был цветочный час пик: под утренним солнцем оглушительно ревели фуры, из конца в конец аукционного комплекса бегали люди. Посреди маленького городка Алсмера это место выглядит сущим монстром. Оно занимает почти сто восемьдесят гектаров, больше, чем оба Диснейленда
[64] вместе взятых. Из двадцати тысяч населения здесь работает половина. Аукцион и сам выглядит как город, который никогда не спит. Этот комплекс зданий служит не только для проведения торгов, но и чем-то вроде распределительного центра. Здесь, в Алсмере, находятся офисы, склады и погрузочные площадки всех основных цветоводческих и оптовых компаний; 20 % срезанных цветов в мире продается именно в этом месте, а всего через систему голландских аукционов проходит примерно половина мировых цветочных поставок.
