– Забудь.
– Я не хочу забывать. Я хочу об этом говорить.
– Нет, ты не хочешь об этом говорить. Черт, я сам не хочу об этом говорить. Я предпочел бы жить в мире, где не нужно говорить об этом, думать об этом, сталкиваться с этим. Но я также хотел бы есть мороженое каждый день и чтобы мой пот пах свежим бельем… В общем, проехали.
Увидев, что Фига настроен серьезно, Нейт поднял руки, признавая свое поражение.
– Ладно. Как скажешь.
– Знаешь что? – вдруг презрительно фыркнул Фига. – Мне тоже все надоело. – Звякнув металлом, он схватил со стола связку ключей. – Хочешь чем-нибудь заняться? Могу предложить. У тебя теперь форма, так что давай по-настоящему. Поедем на патрулирование.
– Чем мы будем заниматься?
– Не знаю, Нейт. Проблемами с рыбой и зверями.
– Например, камбала управляет машиной в нетрезвом состоянии? Олень организовал незаконный игорный притон?
– Отлично, вижу, ты человек веселый. – Судя по тому, как Фига это произнес, он не видел в этом ничего отличного. Ткнул в дверь указательным пальцем. – Просто выходи на улицу и залезай в «Бронко»
[15]. Я заскочу к начальству. Встречаемся у машины.
9. Стук игральных костей
Оливеру казалось, будто он тонет.
Школа, в которой он учился раньше, была маленькая. Всего по одному классу на год обучения. Но здесь, в средней школе Верхнего Бакса – СШВБ, – параллели из трех классов. Общее количество учащихся – полторы тысячи человек.
И Оливер не знал ни одного из них.
Конечно, кое с кем он встречался. Скоро ведь уже должен был начаться октябрь. Оливер знал имена своих одноклассников; с кем-то он вместе делал лабораторную по химии, с кем-то читал стихи Эмили Дикинсон
[16]. Но и только. Оливер оставался никем. Все остальные знали друг друга. У всех были друзья. У него же не было никого. Хуже того, стоя в коридоре, Оливер порой вспоминал один из последних своих дней в школе Растина, когда устроили учебную тревогу – то, как он рухнул на пол, всхлипывая, словно глупый малыш. Как надул в штаны. Быть может, здесь уже слышали об этом. Может, все здесь уже знали про него.
Оливера захлестнула паника.
Но тут у него в голове прозвучал голос доктора Нахид: «Давай-ка раздобудем тебе друзей». Тогда она сказала ему, что это все равно что наткнуться в лесу на змею: она испугается тебя сильнее, чем ты испугаешься ее. Психотерапевт объяснила, что новенький чувствует себя одиноким и чуждым, однако на самом деле он представляет собой загадку. Но это означает, что он сам должен сделать первый шаг: подойти к кому-нибудь, представиться и посмотреть, что будет дальше.
Она сказала: «Выбери кого-нибудь, кто, как ты полагаешь, тебе понравится. И ничего страшного, если вы в конечном счете так и не подружитесь».
Оливер определился.
* * *
Обеденный перерыв.
Толкая Оливера локтями, ученики спешили в столовую. Их голоса образовывали сплошной невнятный гул.
И снова это ощущение нахождения в толпе, но в то же время в полном одиночестве. Снова нежный черный океан подростковой боли.
Оливер стоял с подносом в руке. Обедать он вряд ли будет, поскольку желудок завязался в тугой комок.
Прямо перед ним был столик.
Они играли в «Подземелья и драконы»
[17] каждый день за обедом.
Два мальчишки, две девчонки. Рядом с подносами – игровые карты. Стук игральных костей.
Рядом с одним мальчиком стоял свободный стул.
Как-то незаметно для себя Олли встал позади этого стула.
– Можно… – Господи, неужели он способен только жалобно пищать? Оливер кашлянул. – Привет… это… ну… вы не против, если я к вам подсяду?
Все четверо обернулись на него.
Недовольные взгляды.
Наконец мальчишка рядом с ним, толстячок-коротышка в сером, похожий на мокрицу, кивнул:
– Мы уже давно играем.
– Да нет, я понимаю; я ведь хочу присесть, чтоб посмотреть.
Все четверо переглянулись. Одна девица, азиатка с коротко остриженными волосами в футболке с мультяшной кошечкой, посмотрела на него как на какую-то очаровательную загадку и, отправив в рот горсть чипсов, принялась жевать.
– Умеешь? – спросила она с набитым ртом.
– Да. – Оливер снова вопросительно посмотрел на свободный стул.
Все четверо снова переглянулись, и парень в конце стола, коренастый негр с сонным взглядом и копной волос, кивнул.
– Конечно, садись, – сказал он.
Оливер определил, что это МП. Мастер подземелья, который ведет игру и повествование. Перед ним лежала потрепанная папка с несколькими листами бумаги внутри. Своей игровой карты у него не было.
Оливер сел.
– Меня зовут Олли, – сказал он.
И тут словно лопнул неподатливый мыльный пузырь. Остальные назвали себя.
Мокрица оказалась Стивеном Рабелом.
Футболку с кошечкой звали Хина Хирота.
МП – Калеб Райт.
И последней была Чесапик Локвуд, она же Чесси. Девушка со светлыми вьющимися волосами, на зубах брекеты.
Склонившись к Оливеру, Чесси спросила чуть ли не заговорщическим тоном:
– А у тебя какой персонаж?
– Когда я играл в прошлый раз, у меня был Драконий Чернокнижник… – ответил Олли.
– Фу! – презрительно фыркнул Стивен.
– А что тут такого? – спросил Олли.
– Ну это же… это же слишком очевидно!
– И это говорит тот, кто играет Разбойником-тифлингом, у которого в истории значится: «сирота, жаждущий отмщения», – заметила Хина.
– За-а-аткнись! – огрызнулся Стивен. Из всех четверых его боль была самой черной: она дергалась, словно ворон с перебитым крылом.
– Не-ет, дружище. – Калеб покачал головой. – Драконий Чернокнижник – это супер. У него есть Дьявольский Взор и Мрак, ну, сам знаешь. Это замечательно.
– Калеб предпочитает техническую сторону, – объяснила Хина, облизывая пальцы после чипсов. – А меня больше интересует сюжет. Мой персонаж – Гномесса-бард по имени Эсмеральда Мелькающие Пальцы, и она играет на валокорде.
