Покачав головой, Мэдди поникла в кресле. Она прикрыла лицо рукой, словно не в силах поверить в то, что собиралась сказать.
– Это он… он – ядро. Все сходится к Ризу. Жертв гораздо больше. Как такое возможно – не знаю. Есть жертвы, о которых никто даже не подозревает.
И тут Нейт сказал:
– Это еще не все.
– То, как ты на меня смотришь, – сказала Мэдди, – порождает нехорошее предчувствие.
– Даже не знаю, хорошо это или плохо…
– Да говори же!
– Та сова, которую ты вырезала…
– Из бревна.
– Кажется, я ее видел.
Похоже, Мэдди удивилась, но нисколько не испугалась.
– Где?
– Ну… – Нейт замялся. – Дважды. Один раз в лесу. А потом снова… после девочки.
Удивление превратилось в тревогу – кровь отхлынула от лица Мэдди. Она полагала, что Нейт хотел сказать, что видел сову как предмет – украденный и брошенный где-то. Однако он имел в виду совершенно другое.
– Не знаю, что это означает, – сказала Мэдди. – Ты уверен?
– Это была… не обычная сова, Мэдди. Она казалась вырезанной.
– Вырезанной.
– Ну, из дерева.
– Ох, мать твою…
– Ага.
Какое-то время они сидели, молча переваривая все это. То и дело казалось, что то один, то другой собирается что-то сказать – сморщенный лоб, напряженный подбородок, вздох, предвещающий слова, которым так и не суждено прозвучать. После чего они снова погружались в молчание. Разумеется, первой нарушила его Мэдди.
– Итак, – резко промолвила она.
– Итак.
– Или мы с тобой оба спятили, словно осиное гнездо в преддверии зимы, – причем спятили так, что нас одолевают одни и те же видения, да? Это отличный вариант. Сумасшествие – самый простой выход, потому что альтернатива…
– Заключается в том, что все в реальности.
– В слишком уж долбаной реальности.
– Я считаю, что это реально, – наконец сказал Нейт. До сих пор у него не было полной уверенности – сказать по правде, он все больше и больше склонялся к тому, что в голове сломалась пара жизненно важных шестеренок. Однако теперь полностью изменил свою точку зрения. Отчасти из-за того, что собирался сказать дальше: – По-моему, Джед тоже это видел.
– Видел что?
– Когда я вышел на улицу – ну, когда той ночью мне досталось по голове в первый раз, – я снова увидел отца. Джед вышел следом за мной. Кажется, что он видел, как я дерусь со своим стариком.
– Буря была в самом разгаре.
– Да, погода тогда разыгралась не на шутку. Однако изменения климата не имеют никакого отношения к тому, что это было.
– Хорошо. Пусть Джед также что-то видел. Он навещал тебя в больнице?
Нейт молча покачал головой.
– В таком случае ты сам должен сходить к нему, – заявила Мэдди.
– Пожалуй, ты права. Странный у нас будет разговор…
– Не страннее того, который состоялся только что. Но все будет хорошо. Джед смыслит в таких штучках. И, – добавила Мэдди, – он эксперт по Ризу. Может, поможет разобраться… Не знаю. Но знаю, что люблю тебя.
После этих слов оба встали и слились в сокрушительных объятиях. Казалось, будто рухнула разделявшая их прочная преграда, будто до этого момента они сидели в тюрьме, лишенные возможности общаться друг с другом.
– Я рада, что ты не ненавидишь меня, – шепнула на ухо мужу Мэдди. – Рада, что не судишь меня.
– Я никогда не ненавидел тебя. Если что, теперь я только еще больше горжусь тобой.
Мэдди чмокнула его в щеку. Затем поцеловала в губы. В подбородок. И не успели они опомниться, как уже содрали друг с друга одежду и занялись тем, что, казалось, возможно только в кино: они трахались на кухонном столе, Нейт сверху, – затем поменялись местами, пробуждая ту энергию, которая не появлялась после рождения Оливера, энергию, которой хватит для годового снабжения горной деревушки, энергии, которая напомнила им о том, что любовь их неистова и бесконечна, сладострастна и сердечна, ярка, как свет звезд, оглушительна, как раскат грома, и грязна как сортир на заправочной станции, – грязнее.
38. Возвращение к реальности после соития
Настал момент, когда пришлось удалиться в спальню, поскольку кухонный стол является одним из самых неудобных мест для занятий любовью. Особенно такой любовью, какая состоялась у них сейчас: Мэдди отчаянно сквернословила, и энергия совокупления полностью соответствовала прихоти и напору ее направляющей похабщины. Она уже сознавала, что у нее непременно останутся синяки. Как и у Нейта. Они трахались не только в переносном, но и в буквальном смысле, то и дело натыкаясь самыми разными частями тела на ребра и углы стола.
И вот наконец развалились в кровати, раскинув конечности, скользкие и липкие от пота. Мэдди купалась в сиянии.
– Это было потрясающе!
Нейт даже не произнес ни слова, соглашаясь с ней, – его поддержка прозвучала в виде нечленораздельного бормотания. Вроде «гхх» и «ммм».
– Как это ты проделал большим и указательным пальцами…
– Нн-хм.
– Ты бесконечно одаренный мужчина, Нейтан Грейвз.
Наконец Нейту удалось исторгнуть что-то осмысленное:
– Я рассудил, что такая дама достойна лучшего, что я могу дать.
Мэдди издала отрывистый смешок.
Какое-то мгновение она чувствовала себя абсолютно счастливой. Ну да, она также чувствовала себя теряющим обороты волчком, готовым сорваться с края стола. Но при этом, рассказав мужу все и достигнув вместе с ним вершин блаженства, Мэдди ощущала себя бесконечно свободной.
Однако реальность быстро проскользнула сквозь пелену радости, заполнившей тело и сознание, и Мэдди решила, что лучше отодрать пластырь одним рывком, вместо того чтобы тянуть его медленно, отрывая волосок за волоском.
– Нам нужно поговорить об Оливере, – сказала она.
– По-моему, ему незачем знать, чем мы с тобой здесь сейчас занимались. Ты считаешь, психотерапия обходится дорого? Да Оливер будет иметь с этим дело всю свою взрослую жизнь. А доктору Нахид незачем выслушивать эту грязь.
– Да нет, я имела в виду не это, – рассмеялась Мэдди. – Я хотела…
Нейт ласково прикоснулся к ее плечу.
– Я знаю, что ты имела в виду, Мэдс. Ты имела в виду… все остальное. Все остальное до последней капельки.
– Мы ему расскажем?
– Про Риза? Про сову? Про девочку с числом на щеке?
Какое-то время Мэдди слышала лишь мягкие вдохи и выдохи. Если б тема разговора не была такой важной, возможно, она нашла бы эти звуки убаюкивающими и задремала бы. Однако сейчас она ждала от Нейта ответа, который и последовал после некоторого молчания:
