Он всматривался мне в лицо, изучал его, будто по какой-то
причине ответ для него был важнее, чем следовало бы.
Я знала, чего он от меня ждет. Он ждет признания, что я
оборотень какого-то вида. Трудность в том, что сознаться я не могла, потому что
это неправда. Я стала первой человеческой Нимир-Ра у леопардов, их королевой,
за всю историю всех пардов. Леопарды мне достались в наследство, когда я убила
их прежнего вожака, чтобы он меня не убил. Еще я была Больверком местной стаи
волков. Больверк — это больше, чем телохранитель, и меньше, чем палач. В
основном его работа сводится к тому, чтобы делать то, чего Ульфрик делать не
может или не хочет. Местным Ульфриком был Ричард Зееман. Пару последних лет мы
с ним то сходились, то расходились, и сейчас разошлись очень, очень далеко.
Последней брошенной мне репликой была такая: «Я не хочу любить женщину, которой
среди чудовищ комфортнее, чем мне». И что я могла на это сказать? Что вы могли
бы на это сказать? Убей меня бог, если я знаю. Говорят, что любовь преодолевает
все. Врут.
Но раз я Нимир-Ра и Больверк, то есть люди, от меня
зависимые. И я, чтобы быть в их распоряжении, в полнолуние беру выходной.
Достаточно простая вещь, как видите, но ничего такого, о чем я хотела бы
информировать Харлана.
— Иногда я беру выходной, мистер Харлан. Если он
совпадает с полнолунием, то заверяю вас, это чисто случайно.
— Ходят слухи, что несколько месяцев назад вас порвал
оборотень и теперь вы — одна из них.
Он говорил по-прежнему спокойно, но к этому заявлению я была
готова. И лицо, и тело у меня были на этот раз спокойны, потому что он ошибся.
— Я не оборотень, мистер Харлан.
Он чуть прищурился:
— Я вам не верю, миз Блейк.
Я вздохнула:
— Честно говоря, мне все равно, верите вы мне или нет,
мистер Харлан. Оборотень я или нет — это никак не влияет на то, насколько
хорошо я поднимаю мертвых.
— Слухи утверждают, что вы — лучший из аниматоров, но
вы мне сами сказали, что слухи ошибаются. Вы действительно такой хороший
аниматор, как говорят?
— Еще лучше.
— Опять же по слухам, вы однажды подняли целое
кладбище.
Я пожала плечами:
— Такими разговорами вы можете вскружить девушке
голову.
— То есть вы подтверждаете, что так и было?
— Это важно? Позвольте мне повторить: я могу поднять вашего
предка, мистер Харлан. Я — один из немногих, если не единственный аниматор в
этой стране, который может это сделать, не прибегая к человеческой
жертве. — Я улыбнулась профессиональной улыбкой — яркой, светлой и
лишенной какого-либо выражения, как электрическая лампочка. — Вас устроит
следующая среда или четверг?
Он кивнул:
— Я оставлю вам номер своего сотового телефона. Можете
звонить мне в любое время суток.
— Вам срочно?
— Скажем так: я никогда не знаю, когда может поступить
предложение, перед которым мне трудно будет устоять.
— Дело не только в деньгах, — предположила я.
Он снова улыбнулся своей улыбкой:
— Да, дело не только в деньгах, миз Блейк. Денег у меня
достаточно, но работа, в которой есть новый интерес... и новые задачи, —
такую работу я ищу всегда.
— Вы бы поосторожнее со своими желаниями, мистер
Харлан. Всегда есть кто-то, кто больше тебя и злее тебя.
— Я такого пока не обнаружил.
Тут я улыбнулась:
— Либо вы страшнее, чем кажетесь, либо вам просто не
попадались те, кто надо.
Он поглядел на меня долгим взглядом, пока у меня улыбка не
сползла с лица, и его мертвые глаза встретились с такими же моими. Меня
заполнил колодец тишины — колодец мира, в который я погружаюсь, когда убиваю.
Огромная пустота, наполненная белым шумом, где ничего не болит и ничего не
остается. Глядя в пустые глаза Харлана, я гадала, есть ли у него в голове та же
пустота с тем же белым шумом. Я чуть не спросила, но промолчала, потому что на
миг у меня мелькнула мысль, что он врал, врал все это время, и сейчас
попытается выхватить пистолет из кармана. Это объяснило бы, зачем ему нужно
знать, не оборотень ли я. Миг-другой мне казалось, что сейчас мне придется
убить мистера Лео Харлана. Я не боялась теперь, не нервничала, я просто
приготовилась. Ему выбирать — жить ему или умереть. И ничего не осталось, кроме
медленной вечности, спрессованной в секунду, ту секунду, где принимаются
решения и обрываются жизни.
Но он встряхнулся, почти как птица, оправляющая перья.
— Я чуть было не собрался напомнить, что я сам по себе
довольно страшная личность, но решил этого не делать. Было бы глупостью
продолжать такую игру — как тыкать палкой в гремучую змею.
Я все еще глядела теми же пустыми глазами, все также
оставаясь в колодце тишины. И голос мой прозвучал медленно и осторожно,
совпадая с ощущениями тела:
— Я надеюсь, вы не солгали мне сегодня, мистер Харлан.
Он снова едва заметно улыбнулся:
— Я тоже надеюсь, миз Блейк. Я тоже.
С этими странными словами он осторожно открыл дверь, не
сводя с меня глаз. Потом повернулся и быстро вышел, закрыв дверь плотно, а я
осталась стоять.
Не страх вызвал у меня слабость, а спад адреналина. Я
зарабатываю на жизнь поднятием трупов и являюсь официальным истребителем
вампиров. Уже одно это разве не достаточно оригинально? Или мне еще положено
привлекать к себе страшных клиентов?
Я знаю, надо было сказать Харлану, что дело не выгорит, но я
ему сказала правду. Я действительно могу поднять этого зомби, а больше никто в
стране не может — без человеческой жертвы. А я не сомневалась, что, откажи я
ему, Харлан найдет другого исполнителя. Такого, у которого нет ни моих
способностей, ни моих принципов. Иногда приходится иметь дело с дьяволом не
потому, что хочешь, а потому что иначе он найдет себе другого.
Глава 2
Кладбище Линдел было современным заведением, где надгробные
камни невысоко поднимаются над землей, а цветы высаживать не разрешается.
Поэтому здесь легче косить газоны, но местность получается гнетуще пустой. Одна
только плоская земля и продолговатые контуры в темноте. Пусто и безлико, как на
обратной стороне луны, и примерно столь же жизнерадостно. Нет, по мне так лучше
кладбище с гробницами и склепами, с каменными ангелами, рыдающими над
портретами детей, Матерь Скорбящая, молящаяся за нас всех, подняв глаза к небу.
Кладбище должно как-то напоминать прохожим, что на свете есть небо, а не только
дыра в земле, заваленная камнем.
Я приехала поднимать из мертвых Гордона Беннингтона, потому
что страховая компания «Фиделис» надеялась, что смерть его была самоубийством,
а не несчастным случаем. На карту была поставлена многомиллионная страховая
премия. Полиция определила смерть в результате несчастного случая, но «Фиделис»
не хотела соглашаться. Компания предпочла выложить мой довольно существенный
гонорар в надежде сохранить миллионы. Моя работа стоит дорого, но не настолько.
Учитывая, сколько в противном случае предстояло потерять, это могло окупиться.
