– Мерседес Гарсия Торрес не совершила ничего
противоправного?
– Мерседес Гарсия Торрес чиста, как слеза.
– А что делать с обвинениями, которые выдвинуты против
меня? Настоящей?
– Я ведь уже говорил тебе… Со временем все образуется.
У меня есть знакомый детектив в Касабланке…
– Знакомый детектив? Ты никогда не упоминал о нем. И
никогда не был в Касабланке.
Уличенный в копеечной лжи, Доминик с досадой закусывает
нижнюю губу.
– Ну, это не совсем мой знакомый… Скорее – знакомый
отца.
– Твой отец давно умер.
– Но от него остались бумаги. – Голыми руками
Доминика не возьмешь. – Совсем недавно я разбирал их и нашел несколько
писем от этого человека. Деликатные поручения, да… Он выполнял деликатные
поручения отца. Весьма успешно.
– В каком году он их выполнял? – Я слишком
безжалостна к Доминику. Надо бы попридержать коней и не бросаться на того, кто
желает мне лишь добра.
– Какое это имеет значение?
– Может быть, его уже нет в живых. Твоего деликатного
детектива.
– Я связывался с ним. Он жив, хотя в последнее время
отошел отдел…
– Ха-ха!
– На твоем месте я бы не иронизировал. У него
детективное агентство.
– Ты меня разыгрываешь?
– Послушай, Сашa.. Ты сказала мне, что не выживешь в
тюремной камере. И я вытащил тебя…
Вот оно! Началось… Сейчас Рудольф, незаменимый олень,
потребует отполировать ему рога и копыта в качестве моральной компенсации.
– …Эта дорога, эта ночь – разве похоже на розыгрыш?
Завтра утром ты будешь пить кофе в каком-нибудь парижском кафе. Разве это
похоже на розыгрыш?
– Хорошо, хорошо… Я была не права. Но если уж ты так
ему доверяешь, даже ни разу не увидев его…
– Он работал на моего отца. И это достаточная
рекомендация.
– Если уж ты так ему доверяешь, то не лучше ли мне
отправиться в Касабланку? Рассказать ему обо всем, что знаю. Так будет
правильно.
– Не думаю, что это хорошая идея.
– Почему? Как он сможет защищать меня, не получив информации
из первых рук?
– Тебе нельзя оставаться здесь, неужели ты не
понимаешь?
– Я и не останусь здесь. Я уеду в Касабланку.
Возникшая на абсолютно ровном месте одержимость Касабланкой.
Представляю, как это выглядит со стороны. Вчера ночью у меня была возможность
понаблюдать за Сальмой, такой же одержимой. Касабланка, Ума Турман, «Кафе Рика»
– если Сальма постареет на десять лет, так и не перекрасившись в blonde, так и
не встретив Уму Турман, – чем она будет отличаться от меня? Ничем.
– …Я хотел сказать, тебе нельзя оставаться в стране,
Сашa.
– Мне – нельзя. Но Мерседес Гарсия Торрес – можно. Она
ведь чиста, как слеза.
– На всякий случай нужно подстраховаться.
– Что не такс этими документами?
– С ними все в полном порядке. Меня уверили в этом.
– А если меня завернут на паспортном контроле?
– Не завернут. В марракешском аэропорту тебе надо будет
подойти к совершенно определенной стойке. К определенному человеку. Позже я
покажу тебе его фотографию… Ну что ты смеешься, Сашa?
Доминик-конспиролог, Доминик – шпион с доской для серфинга –
это и правда забавно. Я точно знаю, что в аэропорту мне будет не до смеха, но
сейчас самое время оттянуться.
– Прости… Прости меня, пожалуйста. А королевские ВВС в
операции не задействованы?
– С королевскими ВВС возникли сложности. Но и тех
людей, которых удалось найти, будет достаточно.
– Хорошо. Мы больше не возвращаемся к этому вопросу.
Твой детектив должен приехать в Эс-Суэйру?
– Он приезжает послезавтра.
– Передавай ему привет. От Мерседес.
– Непременно передам…
Оставшуюся часть пути мы с Домиником проводим в милых,
ничего не значащих разговорах о прошлом Они нисколько не отличаются от нашего
обычного трепа на вечерней террасе, под аккомпанемент не утихающих ни на минуту
волн и песка, летящего со стороны океана. Я буду скучать – и по террасе, и по
океану, и по песку. И по футболу в свете прожекторов, и по воздушным змеям, и
по множеству вещей, входит ли в этот список Доминик?
Не уверена.
И все же я произношу еще раз:
– Мы можем улететь вместе.
– Я ведь уже сказал – это невозможно.
– Почему? Назови мне хотя бы еще одну причину, кроме
тех, что были названы. Может быть, тогда я поверю тебе.
– Зачем тебе это нужно, Сашa?
– Что «это», Доминик?
– Чтобы я улетел вместе с тобой. Чтобы я был рядом. Все
равно ты не сможешь дать мне того, чего я хочу. И, как тебе сейчас кажется,
будешь постоянно думать об этом. И искать нейтральный способ для выражения
благодарности. И вряд ли его найдешь.
– Но, Доминик…
– Подожди… В конечном итоге ты меня возненавидишь. Я бы
– точно возненавидел. Запомни, Сашa: мне не нужна твоя благодарность. Любовь –
да, но никак не благодарность. Ты ведь не сможешь меня полюбить, я прав?
Доминик не смотрит на меня, он сосредоточен на дороге. С той
же интонацией в голосе он мог бы сказать: «В этом году океан намного грязнее,
чем в прошлом, я прав?» или «Нужно перестелить пол в холле, я прав?». Доминик
страшно далек от проблем экологии, а пол в отеле… После всего случившегося его
будет перестилать кто-то другой.
– Я прав. Но я хочу остаться твоим другом, Сашa. Хотя
бы другом, раз ничего другого не может быть. Чтобы ты вспоминала обо мне,
улыбаясь… Чтобы ты просто вспоминала меня. Изредка, большего не нужно.
– Ты так говоришь… Как будто мы больше не увидимся.
– Увидимся, конечно, увидимся. Все рано или поздно образуется,
ты снова вернешься в Эс-Суэйру, я снова начну расписывать доски, и мы…
– Доски! До сих пор не понимаю, почему ты поступил с
ними так отвратительно, Доминик. Это было настоящим варварством.
– Еще большим варварством было отдать их тому хлыщу.
Нет, совсем не потому, что он нравился тебе…
– Тогда почему?
– Я и сам толком не знаю. Понять это означало бы понять
что-то важное. Такое же важное, как ты, Сашa…
Париж
* * *
…– Багажа у мадам нет?
– Только сумка.
Таксист, который подобрал меня в Орли, – араб, возможно
марокканец, и здесь не холоднее, чем в Эс-Суэйре; в такси гремит арабская
музыка, заунывное тиу-тиу-тиу-а-а-а-хаби-би-и-и-и!.. в сопровождении ударных.
Если закрыть глаза – ощущение такое, что я вовсе никуда не уезжала. То, что
портит впечатление: спертый запах конца лета в предместье большого города –
разогретый асфальт, сизая дымка и гарь от автомобильных выхлопов, она проникает
в салон, несмотря на то что стекла подняты. То, что вдохновляет: огромное
количество развязок и указателей, отличная дорога и – зелень. Не такая яркая,
не такая сочная, какой бывает зелень марокканского риада, слегка приглушенная,
но ее достаточно для того, чтобы поверить – я в Европе.
