— Да, — Ли кивнул, но лицо у него оставалось таким
же расстроенным, — постарайтесь больше никуда не лезть. Это я вам хороший
совет даю.
Герт пожал своему однокласснику руку, и мы покинули
ресторан. По дороге домой ни один из нас так и не сказал другому ни слова. Герт
насупленно молчал, а меня занимала одна-единственная мысль: «Хоть Карчинский,
возможно, и подонок и занимается разными темными делами, но предупредить его
все-таки нужно». Но Герту об этом я говорить не собиралась.
Глава 23
Безуспешные попытки дозвониться Карчинскому выводили меня из
себя. Или его нет в мастерской, или он, как и в прошлый раз, не берет трубку. Я
уже хотела оставить бесплодные усилия, но вдруг случилось чудо, и трубку взяли.
— Слушаю, — ответил усталый голос.
— Добрый день, Владимир Иванович, — обрадованно
затараторила я. — Как хорошо, что мне удалось вас застать. Понимаете, у
меня к вам очень срочное дело…
— Я занят, — категорическим тоном отрезал
художник. — Позвоните через несколько дней.
— Это невозможно, Владимир Иванович, дело очень
срочное.
— Я же сказал вам, что сейчас занят.
— Вы не поняли, — так же торопливо продолжала
я. — Вы, может быть, не узнали меня?
— Напротив, богиня, — в голосе появилась
насмешка, — я отлично узнал вас. Но ваши дела меня совершенно не касаются,
вернее, у меня сейчас на вас нет времени.
— Это касается не только меня, но и вас. — Я тоже
успокоилась. — Я хотела бы поговорить с вами насчет поездки в Москву.
— Оставьте Москву в покое, — взорвался он, —
и не звоните сюда больше! — закричал художник и бросил трубку.
Раздались короткие гудки. Вот так номер! Он даже не
удосужился меня выслушать. Конечно, я виновата, что не передала письмо.
Наверное, из-за этого у него неприятности. Я ведь вообще могла бы на него
плюнуть и забыть, но теперь мне было точно известно, что ему грозит опасность.
Нет, я просто обязана его предупредить. Рассказать о письме тоже придется… Не
сомневаюсь даже, что он начнет ругаться, но это уже дело десятое.
Так. К Карчинскому лучше всего отправиться ближе к вечеру, а
сейчас не мешает навестить родную редакцию.
Родная редакция привычно гудела, галдела, шумела,
переваривала потоки информации, точной и лживой, фильтровала ее, компоновала и
прессовала, выдавая на-гора доверчивому читателю. В последние дни я как-то
выпала из всей этой суеты, занимаясь своими, но чаще чужими делами. Конечно,
Пошехонцев начнет орать, узнав, что очередная статья еще не готова, но пусть…
Начальству, собственно, орать положено по штату. А нам, сотрудникам, положено
его слушать.
Я очень удивилась, когда не обнаружила на своем столе
привычные завалы, да и Лильки не было.
— Куда подевалась? — задала я вопрос самой себе,
но произнесла его вслух.
— Это ты про нашу королевну? — тут же
материализовался за моей спиной Семен Гузько. — Так у народа бы спросила.
Я повернулась к нему и остолбенела на месте. Семен Гузько!
Своей собственной песьей персоной стоял передо мной причесанный, отутюженный и
даже благоухающий каким-то дорогим одеколоном. Даже рубашка застегнута на все
пуговицы, даже засаленная жилетка, с которой он, похоже, не расставался
половину жизни, отсутствовала. И брюки на коленях не вздувались пузырями.
Неслыханно! И ботинки начищены. Невиданно! Метеорит, что ли, упал на нашу
редакцию и так преобразил Семена Гузько? Странные метаморфозы, однако, могут
произойти с людьми.
— Любуешься? — ехидно спросил он, небрежно
разглядывая меня. — И нравится?
— А с чего это ты вдруг, Семен? — спросила
я. — Что-то важное случилось?
— Случилось. — Он довольно хмыкнул:
— У меня роман, понятно? С нашей примадонной. Вот так,
Леда.
— С примадонной… — Я пыталась сообразить. — Ты
шутишь…
— Все сначала тоже так думали, — он горделиво
выпятил грудь, — но Ирка никогда не церемонилась и при всех объявила, что
мы станем любовниками.
— Ирочка Кривцова? — Я совершенно обалдела. —
Но ведь она… но ведь ты…
— А что тут такого? — Он снисходительно
сощурился. — Закручу с девочкой роман, наиграюсь вволю, а потом дам
отставку. То-то вы всегда со своей толстухой смотрели на меня как на недоделанного.
А вот Ирка разглядела во мне настоящего мужика.
— Семен, — я начала приходить в себя, — а
если она с тобой поиграется и бросит? Если ты ей понадобился для забавы?
— А мне все равно, — заявил он и придвинулся ко
мне. — Я тебе скажу, потому что ты единственная нормальная баба здесь и я
давно тебя знаю. Я тоже всегда думал, что наша примадонна для меня недоступна.
Утонченная вся, шикарная, а я как шелудивый пес рядом. Ей, скорее всего,
действительно поиграть захотелось, вот она при всех и сказала… Но мне все
равно, понятно, я хоть раз поиметь ее хочу, чтобы она тоже почувствовала, что
нельзя людей своим высокомерием унижать. Пусть тоже себя униженной почувствует.
Я ведь не слепой, вижу, как на нее теперь смотрят…
— Неужели ты такой злой, Семен? — Я слегка
отстранилась от него.
— А мне, может, тоже надоели все эти ваши… игры, —
выдохнул он. — Я тоже хочу позабавиться. Могу я хоть раз в жизни
посмеяться? Могу и посмеюсь, чтобы вам, сукам, тошно стало. — Он с
ненавистью посмотрел на меня и отошел.
Я опустилась на стул и вытащила из сумочки сигарету. Нет, в
курилку я не пойду, а вкус сигареты, может, отобьет тот тошнотворно-неприятный
осадок, что оставил после себя разговор с Гузько. Ну и дела! Интересно, о чем
Ирочка думает? Спокойно, у нее всегда голова соображает. Не из тех. она, чтобы
позволять разным Гузько топтать себя. Нет, Ирочка достаточно умна. Она еще
преподнесет нашему песику какой-нибудь сюрприз. От этих мыслей я повеселела.
— Вообще-то у нас есть специальное место для
курения, — произнес кто-то надо мной.
Я обернулась. Главный редактор сподобился покинуть свой
кабинет и теперь возвышался надо мной. А с Илюшей что-то тоже происходит, вон
весь какой мятый. Впрочем, он всегда мятый, но сейчас выглядит на редкость
неухоженно. Еще немного, и он сможет конкурировать с любым бичом или, как
теперь говорят, бомжиком. Но главного, судя по всему, его собственный вид
нисколько не смущал.
— Зайдите ко мне, Леда, — сказал он и направился к
кабинету.
Ничего хорошего предстоящий разговор мне не сулил. Но делать
было нечего, и я поплелась вслед за Ильей.
— Садись, — он вяло махнул рукой. — Как
жизнь?
— Спасибо, нормально, — осторожно ответила
я. — А у тебя как?
— Хреново, — коротко ответил главный и потянулся к
графину с сомнительной бурой жидкостью. — У меня тут настойка домашняя,
может, хлебнешь?
