– К тому же оно все еще на предохранителе, – так же мягко
дополняет Линож.
И до Хэтча с ужасом доходит: он же забыл снять с
предохранителя! Пока Майк возится, неопытными руками надевая наручники на
Линожа, Хэтч так же возится с предохранителем. При этом ствол уходит в сторону
и даже близко не смотрит на Линожа. И мы вынуждены признать, что Линож в любой
момент мог бы свалить этих храбрых, но неуклюжих местных олухов… но не хочет.
Наручники надеты. Майк с огромным облегчением отступает в
сторону. И обменивается с Хэтчем несколько диковатым взглядом.
– Но перчатки вы надеть не забыли. – Голос Линожа не
изменился. – Это очень разумно.
Он грызет печенье, безразличный к тому, что рука его
заляпана кровью.
– Встать! – командует Майк. Линож кладет в рот последний
кусок печенья и послушно встает.
А снег на улице уже сильный, и ветер гонит его косыми
линиями. Дома на той стороне улицы видны, как в тумане.
Из двери Марты выходят бок о бок Майк и Линож. Последний
держит скованные руки у пояса – поза, знакомая каждому из нас по бесчисленным
вечерним новостям. За ними идет Хэтч с ружьем наизготовку.
У заднего бампера «линкольна» скопился народ – человек десять
– и смотрят, как Робби при выходе процессии из дому пригибается – и Майк видит
уставленный на них троих пистолет.
– Опусти оружие! – рявкает на него Майк. – Робби со слегка
устыженным видом слушается. – Хэтч, закрой дверь.
– Слушай, а это правильно будет? Ведь мы же должны оставить
все, как есть. Это место преступления, и…
– …и если мы оставим дверь открытой, место преступления
окажется под шестью футами свежего снега. А теперь закрой дверь.
Хэтч пытается это сделать, но мешает ботинок Марты. Хэтч
приседает, с гримасой отодвигает ее ногу рукой в перчатке. Потом встает и
закрывает дверь. Смотрит на Майка, Майк кивает. И поворачивается к Линожу.
– Как ваше имя, мистер?
Линож смотрит на Майка, и в какой-то момент мы не уверены,
что он ответит. Но он говорит.
– Андре Линож.
– О'кей, Андре Линож, двигайтесь. Пошли.
Крупный план – и мы видим, как глаза Линожа меняются.
Становятся черными вихрями, белки и радужка исчезают. Но это доля секунды, и
они снова нормальны.
Майк мигает, как человек, у которого вдруг на миг
закружилась голова. Хэтч ничего не видел, но Майк видел. Линож ему улыбается,
будто говоря: «наша маленькая тайна». Но к Майку возвращается здравый смысл –
«померещилось» – и он подталкивает Линожа вперед.
– Шевелитесь давайте!
Они сходят по ступеням на тротуар, и буря бьет им в лица,
заставляя морщиться. У Хэтча срывает шляпу. Пока он беспомощно смотрит ей
вслед, Линож снова заговорщицки смотрит на Майка, напоминая, что у них есть
общий секрет. На этот раз Майк не может от этого отмахнуться… но делает Линожу
знак двигаться.
Затемнение. Конец акта третьего.
Акт четвертый
У высокого маяка. Конец дня. Снег валит так густо, что от
маяка еле видны контуры… но и свет, конечно, каждый раз, когда луч обходит
вокруг. Волны бьются у мыса и высоко взлетают брызги. И ветер воет.
А у длинного здания «Рыба и омары», принадлежащего Годсо –
частью склад, частью рыбный рынок – волны бьются о дальний причал, и пена
взмывает вверх, заливая стены и крышу водой и водяной пылью. На наших глазах
ветер срывает дверь с засова, и она со стуком раскачивается на петлях. Со
стоящей неподалеку лодки срывает брезент, и он улетает в снежную круговерть.
У дома Андерсона возле тротуара стоит вездеход; дворники
быстро машут по ветровому стеклу, но его все заметает и заметает снегом. Фары
вырезают два снежных конуса. Плакат «МАЛЕНЬКИЙ НАРОД» раскачивается на цепи. На
террасе Молли Андерсон передает закутанных Пиппу Хэтчер и Бастера Карвера не
менее закутанным мамам, Анджеле и Мелинде. Всем троим приходится кричать,
перекрывая вой ветра.
– У тебя точно ничего не болит, Пиппа? – спрашивает Мелинда.
– Ничего. Дон Билз ранил мои чувства, но они тоже уже не
болят.
– Извините, девочки, что пришлось так рано вам звонить… –
начинает Молли.
– Все нормально, – перебивает ее Анджела Кар-вер. – По радио
сказали, что детей постарше они оставят в Мачиасе хотя бы на сегодня. Пролив
слишком бурный, чтобы гнать их морским автобусом.
– Это и к лучшему, – говорит Молли.
– Мам, холодно! – жалуется Бастер.
– Еще бы, детка. Но в машине согреешься, – отвечает его мама
и спрашивает у Молли:
– У тебя там еще остались?
– Нет, Бастер с Пиппой последние. – Она наклоняется к Пиппе
и говорит:
– Ну, как тебе твое приключение?
– Ага, – отвечает Пиппа. – Мам, а у меня есть кнопка
«меньше»!
И она давит себе на нос. Ни Мелинда, ни Анджела не понимают,
но смеются – это все равно очень забавно.
– Увидимся в понедельник, если дороги не будут закрыты, –
говорит Анджела. – Бастер, помахай рукой.
Бастер послушно машет. Молли машет в ответ, и матери уносят
своих детей по ступеням в нарастающую по-прежнему бурю. Потом Молли заходит в
дом.
И мы видим холл дома Андерсонов, где сейчас только Молли и
Ральф.
Возле телефонного столика висит зеркало, и сейчас Ральф
подтащил к нему стул, залез на него и рассматривает в зеркале красную родинку
на переносице. Она скорее придает ему шарм, чем портит лицо.
Молли его почти и не замечает. Приятно вернуться с бури в
теплый дом, и еще приятнее – что все ее подопечные распиханы на сегодня по
домам. Она отряхивает снег с волос, снимает куртку с капюшоном и вешает на
вешалку. Взгляд ее падает на лестницу, она вздрагивает, вспомнив неудачное
приключение Пиппы, и фыркает от смеха.
– Кнопка «меньше»! – повторяет она про себя.
– Мам, а зачем мне эта штука? – спрашивает Ральф.
Молли подходит к нему сзади, кладет подбородок ему на плечо
и смотрит на него в зеркало. Отличный получается портрет матери с ребенком.
Обнимая его за плечи, она касается красного пятнышка у Ральфа на переносице.
– Твой папа говорит, что это седло феи. Он говорит, это
значит, что ты родился счастливый.
