Сзади, совсем близко, раздался долгий протяжный вой.
— Алджи! Прыгай со своей машины на паросипед Траунса!
— Что?
— Делай то, что я сказал!
Суинберн поднялся на стременах и перенес ногу через седло так, чтобы оказаться по одну сторону от главного колеса. Удерживая непрерывно трясущийся руль одной рукой, он, вытянув другую, схватился за плечо детектива Траунса, стремительно нагнулся, ловко поставил ногу на подъемную планку паросипеда, перешагнул на него и уселся за Траунсом.
Его собственный костетряс продолжал с грохотом катиться дальше, удерживаемый гироскопом. Однако без пальцев, державших клапан скорости открытым, он начал замедлять ход.
Бёртон вынул револьвер. Осталось три выстрела. Он посмотрел назад.
Верфольфы настигали паросипед без всадника. Бёртон поднял револьвер, прицелился, вздохнул и нажал курок.
Пуля ударила в котел пенни-фартинга. С оглушительным звуком он взорвался, раскаленные докрасна обломки металла ударили в вервольфов, находившихся совсем рядом. Пока искореженная машина кувыркалась в воздухе, один из зверей взорвался, потом второй, третий. Один за другим все они вспыхнули и, корчась, повалились на землю, сгорая в неистовом пламени.
Вся эта бойня происходила за спинами Бёртона и его товарищей. Однако четверо вервольфов продолжали гнаться за ними, щелкая челюстями у задних колес паросипедов.
— Проклятье! — крикнул Бёртон. — Мой револьвер заклинило.
Траунс вынул кольт и передал его через плечо Суинберну.
— Давай, парень. Я правлю, ты стреляешь.
— Идет! — с готовностью ответил поэт.
Он прицелился, начал стрелять и три раза промахнулся.
— Ну мазила! — объявил Траунс. — Надо ухитриться не попасть на таком близком расстоянии!
Четвертая пуля Суинберна ударила прямо в цель. С ослепительной вспышкой один из вервольфов мгновенно взорвался, окатив огнем двух других, бежавших рядом. Завывая от нестерпимой боли, они повалились на землю и сгорели.
Суинберн испустил торжествующий клич. Но тут пенни-фартинг подпрыгнул, и поэт уронил револьвер.
— Проклятье! Траунс, извини!
— Олух! Без оружия нас съедят заживо! — И детектив выругался.
Бёртон слегка замедлил ход и направил свой паросипед ближе к последнему вервольфу. Когда тварь запрыгала у его ног, он потянулся к багажнику и вынул оттуда недавно приобретенную трость. Ее серебряный набалдашник был выполнен в форме головы пантеры. Это была трость Олифанта, которую королевский агент оставил себе после сражения на электростанции Баттерси.
Держа ее зубами, он вынул клинок, перегнулся и с холодной точностью вонзил ее кончик прямо в правый глаз вервольфа. Тот рухнул на дорогу.
Бёртон вздрогнул. В памяти всплыла Бербера: дротик выходит насквозь через его собственный рот.
Он убрал шпагу на место и сунул трость в багажник.
— Уотерфорд прямо перед нами, за ним Олд-Форд. А дальше какие деревни? — спросил он Траунса.
— Пайперс-Энд, вроде бы. А что?
— Объясню, когда мы будем там! Надо разбудить трактирщика и снять комнату. Уже почти рассвет, Траунс, у нас мало времени, чтобы спланировать военную кампанию!
— Кампанию?
— Завтра ночью мы сразимся с врагами лицом к лицу и выхватим Джека-Попрыгунчика у них из-под носа!
И вновь сэр Ричард Фрэнсис Бёртон очутился в пивном заведении — в пабе «Кот в шоколаде», в деревне Пайперс-Энд. Однако на этот раз всем было не до спиртного. Даже Суинберну.
Все трое пили крепкий чай, ожидая завтрак из яичницы с беконом. После завтрака они перешли в гостиную, и там Бёртон рассказал им все, что узнал в «Чернеющих башнях».
Выслушав о Джеке-Попрыгунчике, детектив Траунс откинулся на спинку стула и провел толстыми пальцами по своим коротким жестким волосам.
— Звучит как полное безумие, но, черт побери, я верю каждому слову! — воскликнул он. — Он объясняет все! И теперь я наконец понял, что у того человека, который сражался с убийцей королевы Виктории, и Джека-Попрыгунчика одно и то же лицо. Я не заметил этого только потому, что меня отвлек странный костюм Джека! Как только откроется почта, я пошлю сообщение инспектору Спирингу в Ярд. Мы оцепим Олд-Форд.
— Погоди, не горячись, — возразил Бёртон. — Технологисты и «развратники» уже сидят в деревне и затаились вокруг нее. Допустим, мы пошлем наших людей схватить кого-то из них… Но что это нам даст? В любом случае Бересфорд, Дарвин и их свита не появятся поблизости, пока не покажется Джек-Попрыгунчик. Не лучше ли собрать наши силы здесь и двинуться к деревне только тогда, когда появится этот путешественник во времени и наши враги попытаются взять его в плен?
— Ты хочешь побить их всех одним махом? У меня нет столько людей, Бёртон!
— Не беспокойся. Алджи приведет нам подкрепление.
— Я? — поразился Суинберн.
— Да. Слушай, что ты должен сделать… — Проинструктировав поэта, Бёртон повернулся к Траунсу. — Можно попросить тебя об одном одолжении, старина?
— Конечно!
— Я когда-то пообещал детективу Честену, что он будет при окончательном расчете.
— Этому хлыщу? Я не в восторге, капитан Бёртон. Он никогда не верил в Джека-Попрыгунчика.
— Тем более надо дать ему такую возможность. Пусть увидит Джека своими глазами. И поймет, что ты был прав!
— А, — улыбнулся Траунс. — Честно сказать, мне уже все равно. Ладно, пусть приводит своих людей. А что с этой девочкой, Алисией Пипкисс? Может, отправить ее в другое место, от греха подальше?
— Это не так-то просто. «Развратники» глаз не сводят с ее дома, — пояснил Бёртон, — но, думаю, нам удастся кое-что предпринять. Кстати, а что с Конни Файевезер? Ее все еще охраняют?
— Нет. Вчера вся ее семья уехала в Австралию.
— Неужели? Господи! Тогда, возможно, это именно она. Алджи, тебе нужно идти, у нас еще много дел. А мы, Траунс, пойдем на почту и постучим в дверь. Сколько можно ждать, пока она откроется? У нас нет времени!
В восемь тридцать утра в своем доме на окраине Хаммерсмита детектив-инспектор Томас Честен надел на голову хомбург
[20]
и посмотрел на себя в зеркало. Усы идеально ровные, пышные завитки полностью симметричны. Он собой доволен!
