Я повертел головой, наконец увидел вдали две темные точки в небе. Они медленно вырастают в размерах, а это значит, двигаются в мою сторону. Это не значит, что ко мне, я пока что здесь инкогнито, однако выживает тот, кто всегда настороже…
Мы сближаемся, арбогастр идет крупной рысью, я наконец рассмотрел их во всей красе: две гарпии летят красиво и хищно, крылья растопырены, отчетливо вижу когти, длинные и блестящие, слишком длинные и слишком блестящие, природа ничего не делает для красоты в том значении, как ее понимает человек.
Я взял в руки лук Арианта, прикинул взглядом расстояние. Они заметили нас троих, пошли прямо, круто снижаясь.
Одна обратила внимание, что я наложил на тетиву стрелу, прокричала звонким женским голосом:
— Ах, рыцарь! Ты так хорош!..
— Ты так красив, — крикнула вторая и расхохоталась.
— Опусти лук, — велела первая, — твои стрелы нам не повредят, но ты нас так рассердишь…
— А когда мы сердитые, — объяснила вторая, — мы очень… нехорошие.
Обе расхохотались, будто такие уж хорошие, когда не сердитые, ага, так и поверил.
Я быстро натянул тетиву, отпустил стрелу и тут же наложил вторую. Гарпия летела ко мне с гнуснейшей усмешкой на морде, начала вытягивать вперед руки.
Стрела ударила ее в шею, кровь выплеснулась фонтанчиком и начала с силой рассеиваться следом. Гарпия вскрикнула страшно, попыталась свернуть, я толкнул арбогастра в сторону. Тяжелое тело с силой ударилось рядом о покрытые льдом камни, перевернулось и вытянулось на тропе вверх лицом.
Вторая гарпия резко развернула торчком широко раскинутые крылья, ухитрившись на мгновение остановиться в воздухе так, словно опирается ногами на землю. Я видел быстро растущий ужас на лице, но стрела уже ударила в левую грудь, погрузилась по самое оперение, разбрызгивая скупо красные капельки крови.
Гарпия рухнула вниз лицом, острие пробило ее насквозь и высунулось из-под лопатки.
Бобик подбежал, я не успел сказать «Фу, плюнь!», как тот пихнул ее носом и перевернул на спину. Она раскинула широко безвольные руки, крылья под нею кажутся непомерно широким плащом, лицо искажено болью, изо рта течет кровь, а в глазах ужас и понимание близкой смерти.
— Ты… кто…
— Раньше надо было спрашивать, — ответил я.
— Твои стрелы…
Я оглянулся на ее подругу. Стальное острие перебило артерию, кровью забрызгало так, словно здесь забито стадо быков, а сама гарпия лежит с вытаращенными глазами уже без признаков жизни.
Стрела все так же торчит из шеи, из-за чего голова повернута под неестественным углом, а глаза дико скошены с того момента, как пыталась не упускать меня из виду.
— Да, — ответил я, — мои стрелы… не простые, верно? А вы обе ах-ах, рассчитывали на сладкую безнаказанность… на чем мы все обычно и горим…
Ее лицо перекосилось жуткой гримасой и застыло. Бобик вернулся к нам, посмотрел на арбогастра, на меня.
— Конечно-конечно, — ответил я, — с песней или без песни, но… вперед и дальше!
Дорога пошла вдоль леса, на обочине трое саней, на одних уже заботливо увязанные дрова и сухие лесины, двое пустых. Возниц нет, но из-за деревьев доносится стук топоров.
Мы миновали сани, открылась прогалина, где мужики торопливо орудуют топорами и постоянно оглядываются по сторонам, словно воруют.
Нас троих это заинтересовало, мы свернули с дороги и приблизились почти неслышно. Рубят лес трое, пятеро стоят вокруг с оружием в руках, трое с луками наготове, двое с длинными копьями.
Я сказал бодро:
— Бог в помощь!
Глава 2
На меня смотрели уважительно и одновременно с испугом, стрелки опустили луки, но не убрали, а копейщики все так же сжимают в руках длинные копья и смотрят настороженно.
Один наконец поклонился и сказал почтительно:
— Спасибо, господин. И вам того же.
— Что-то случилось? — спросил я. — Или это ваши пленные, что на вас так усердно работают?
Один из лесорубов криво улыбнулся, воины переглянулись, один переспросил туповато:
— Пленные?
— Ну да, — сказал я. — Трое рубят лес, пятеро с оружием стерегут, чтобы не разбежались…
Лесоруб, который первый заулыбался, опустил топор и сказал невесело:
— Вон те двое с копьями — мои братья.
— Ого, — сказал я, — междоусобная война?
— Они не стерегут, — пояснил он тяжеловесно, — а охраняют. Тут появились, говорят, гарпии. На той неделе одного из нашей деревни задрали.
— Может, — предположил я, — волки? Или медведи?
Он покачал головой.
— Нет, гарпии. Точно. Их видели. Так что те с копьями и луками первыми могут погибнуть, охраняя нас.
Я присвистнул.
— Да-а, так любая экономика рухнет, если работать будут трое, а гулять с оружием пятеро… А что, раньше их не было?
— Не было, — подтвердил один из копейщиков. — Неделю назад и появились.
Я сказал буднично:
— Двух я только что подстрелил, вон за теми деревьями лежат в красивых позах… гм, одна даже ноги раздвинула. Сходите, посмотрите, вдруг кого-то из своих жен узнаете. Такое бывает, говорят. Но вообще-то лучше понять, откуда берутся, а потом накрыть все гнездо. Не пробовали?
Они переглянулись, двое копейщиков тут же побежали трусцой по дороге, откуда я приехал. Оставшиеся смотрели на меня и Адского Пса во все глаза.
Один из лесорубов сказал очень вежливо:
— Вы странствующий рыцарь, это видно… Ищете опасности, совершаете подвиги, очищаете землю от чудовищ, защищаете женщин и детей… но мы простые крестьяне! Ничего не держали в руках кроме ложки и плотницкого топора…
— Плотницкий топор, — сказал я, — такое же боевое оружие! Если отыщете нору гарпий или гнездо, то десяток копейщиков и полдюжины парней с топорами быстро покончат с этой гадостью.
Он развел руками.
— Ваша милость, когда нам искать?.. Если не нарубим дров, наши семьи замерзнут… И так все время что-то не дает пойти, вот как вы, гордо и красиво искать чудовищ.
Второй уточнил:
— У господина рыцаря, наверное, семеро детей не хватают за полы и не просят есть.
Я развел руками.
— Ваша взяла!.. Мир погибнет, если я слезу с боевого коня и возьмусь за плуг, но мир погибнет и в том случае, если вы оставите поля и возьмете в руки мечи…
Двое сказали в один голос:
— Святые слова, господин рыцарь!
Я повернул коня, сказал через плечо:
— Пусть Господь всегда будет с вами, как Он с вами сейчас…
