– Как? Уже день? – зевнула Александра, глянув в окно.
– Два часа дня, ваше сиятельство.
– О Боже! Так много?!
– Прикажете подать вам кофе?
– Неси! – она сладко потянулась.
На серебряном подносе, кроме кофейного прибора, было письмо.
– От кого? – спросила Александра, беря конверт, который оказался не запечатан.
– Граф просили вам передать, – отвела глаза Вера. «А она хорошенькая, – отметила Александра. – Очень хорошенькая. Глаза такие живые, и милая родинка на правой щеке».
– А где он сам? Почему не войдет? Скажи ему, что я уже проснулась.
– Их сиятельство уехали.
Она резко села, едва не расплескав кофе.
– Как уехал? Когда?
– Поутру, едва рассвело. Я пыталась вам вчера сказать.
– Что случилось?
По лицу Веры она уже поняла: случилось.
– Ночью, как вы приехали…
– Постой!
Александра отдала ей поднос и нетерпеливо вынула из конверта письмо.
«… Сообщаю Вам, что дела государственной важности заставляют меня срочно покинуть Петербург. Я уже отдал соответствующие распоряжения касаемо Вас. Вы по-прежнему не будете ни в чем нуждаться. Со всеми просьбами прошу Вас обращаться к графине Елене Алексеевне. Она найдет Вам доктора, если на то будет необходимость, и если у Вас нет кого-нибудь на примете. Также поставьте в известность управляющего, если Вам вдруг понадобятся деньги. Вам ни в чем не будет отказа. Не могу сказать с точностью, как долго продлится мое отсутствие, но, полагаю, вы не будете этим тяготиться. Остаюсь преданным Вам граф Алексей Николаевич Ланин».
– Что было вчера? – спросила она у Веры враз осипшим голосом. – То есть, уже сегодня.
– Ночью, как вы приехали, граф еще не ложился. Потом к нему поднялась графиня Елена Алексеевна…
– Это было до того, как я приехала, или после? – нетерпеливо перебила она горничную.
– Я же говорю: как вы легли спать, ваше сиятельство, так она и пошла к отцу.
– Как долго она там была? – холодея, спросила Александра.
– Они с час о чем разговаривали.
– Целый час?!
Вера тихонько вздохнула.
– Что было потом?
– Потом его сиятельство сказал, что спешно уезжает.
– Куда?
– Этого граф не сказал. В доме поднялась суета, спешно заложили карету, камердинер их сиятельства собрал вещи и… И они уехали.
– Что она ему наговорила? Боже!
Она закрыла лицо руками. Элен постаралась внушить отцу мысль, что это не его ребенок! Не важно, чей, государя, Соболинского… Не его. Потом Елена Алексеевна наверняка сказала, что ее мачеха не только падшая женщина, но и воровка. Она рассказала про алмаз. А возможно, что и показала его. И граф решил уехать. Александра чуть не разрыдалась. Муж больше не хочет ее видеть!
– Принеси мне шкатулку с драгоценностями, – велела она Вере. – Быстро!
Камеристка убежала, а она вновь принялась перечитывать письмо. Оно могло означать только одно: граф решил с ней разъехаться. Александра вновь позвонила. Надо перо, бумагу. Писать ему. Куда?
Вбежала запыхавшаяся Вера со шкатулкой.
– Что угодно вашему сиятельству?
– Ничего.
Она дрожащими от нетерпения руками открыла шкатулку. Футляр с алмазом был на месте. Александра вынула «Сто солнц» и какое-то время держала его, крепко зажав в своей ладони.
– Прикажете одеваться?
Она невольно вздрогнула:
– Что? Да, одеваться. Кто дома?
– Графиня Елена Алексеевна.
– Вот что, Вера…
Александра убрала алмаз обратно в шкатулку и не спеша поднялась.
– Кому из слуг я могу доверять? Или меня и здесь никто не любит? – горько спросила она.
– Что вы, ваше сиятельство! Любят, как же!
– Но Элен родилась здесь, в этом доме. Все, верно, любили ее мать.
– Как же, ваше сиятельство! Конечно, любили!
– Значит, меня любить не должны. Но хоть кто-нибудь? – с мольбой посмотрела она на Веру.
– Кучер, Федот. Говорит, барыня добрая, славная. Еще Василий, лакей его сиятельства. Пожениться мы с ним хотели, – порозовела Вера.
– Отлично! Вот тебе… – Александра достала из шкатулки большие серьги с изумрудами и протянула Вере: – Возьми.
– Ваше сиятельство!
– Бери! Вели Федоту тайно заложить карету. Не мое новенькое ландо. Другую, поняла?
– Елены Алексеевны карету прикажете заложить?
– Мне все равно. Только тайно. Соберешь мои вещи, только самое необходимое. Скажи Василию: пусть тебе поможет. Мы выезжаем ночью.
– Как ночью, ваше сиятельство? – ахнула Вера.
– Слушай, что я говорю! Мы едем в Иванцовку. Вдвоем.
– А Федот?
– И Федот, разумеется. Василия пошлешь вперед, пусть приготовит все к нашему приезду. Верхом пусть скачет, слышишь? Как приедет в Иванцовку, сразу пусть идет к моей сестре Мари. Погоди, я напишу к ней записку. Принеси мне прибор.
Вера кивнула и исчезла. Когда камеристка принесла принадлежности для письма, Александра подошла к туалетному столику и, схватив гусиное перо, торопливо, разбрызгивая чернила, стала писать. Она писала сестре о своем бедственном положении, о том, что беременна и вынуждена спасать своего ребенка, потому что муж уехал, и доктора к ней никто теперь не пошлет. Все хотят, чтобы она умерла при родах, что же касается ее ребенка, то его, еще не родившегося, уже ненавидят. «У меня есть средства, – писала она Мари. – Пусть деньги вас не заботят, я оплачу все расходы, связанные с моим пребыванием в Иванцовке. Только, умоляю, дайте мне кров!»
– Никто не должен знать, что мы едем, и не должен знать куда, – сказала она, протягивая запечатанное письмо Вере. – Поможешь мне – получишь еще и денег. Это будет твое приданое. Я дам вам с Василием вольную, вы поженитесь и будете жить долго и счастливо. Поняла?
– Спасибо вам, ваше сиятельство! – Вера принялась горячо целовать ее руку.
– А пока возьми серьги. Иди, слышишь? Пришли мне горничную, одеться. А сама займись делом.
Вера спрятала за пазуху серьги и торопливо ушла. Вскоре пришла горничная, Татьяна, и принялась одевать молодую графиню. Александра знала, что девушка эта предана Елене Алексеевне и была с ней крайне осторожна.
– Плохо себя чувствую, – пожаловалась она. – Устала вчера на балу, много танцевала. Попроси графиню Елену Алексеевну прислать ко мне доктора. Боюсь, случится выкидыш.
– Вы разве ребеночка ждете, барыня? – бросила на нее внимательный взгляд Татьяна.
