– Довольно, дитя мое. – Эйвон повел ее к двери. – Удовлетворись тем, что ты была представлена их величествам. Возможно, они не столь могущественны, как Помпадур, но зато бесконечно выше происхождением.
– Бога ради, Джастин! – ахнула миледи. – Тебя могут услышать!
– Подумай о нас! – умоляюще сказал Руперт. – Мы все угодим за решетку, если ты не поостережешься, или нас вышвырнут вон из Франции!
Эйвон посмотрел на него.
– Если бы мне пригрезилось, что есть хоть малейший шанс отправить тебя за решетку, дитя, я бы постарался, чтобы мои слова услышали все в этом заполненном людьми помещении, – сказал он.
– По-моему, вы в недобром настроении, монсеньор, – с упреком сказала Леони. – Почему меня нельзя представить Помпадур?
– Потому что, малютка, – ответил его светлость, – она не… э… вполне респектабельна.
Глава 27
РУКА МАДАМ ДЕ ВЕРШУРЕ
И Париж заговорил. Сначала шепотом, потом все громче, все более открыто. Париж припомнил старый-престарый скандал и объявил, что английский герцог удочерил побочную дочь Сен-Вира от какой-то простолюдинки в отмщение за былые оскорбления. Париж считал, что Сен-Вир должен беситься, видя своего ребенка в руках злейшего врага. А затем Париж принялся гадать, что герцог думает сделать с мадемуазель де Боннар, но не нашел решения загадки. Париж покачивал головой и приходил к выводу, что пути Эйвона неисповедимы, но, конечно, должны быть дьявольскими.
Тем временем леди Фанни покоряла город вместе с Леони и прилагала все старания, чтобы этот ее приезд во Францию был забыт не скоро. Леони упоенно развлекалась и развлекала Париж даже еще больше. По утрам она ездила кататься с Эйвоном, и ее поклонники разделились на две партии. Одна партия утверждала, что божественная Леони особенно неподражаема в седле, другая партия настаивала, что на балах она несравненна еще больше. Один юнец в запальчивости вызвал на дуэль другого, чтобы кровью решить этот спор, но сцепились они в присутствии Хью Давенанта, и он так отчитал обоих за подобное упоминание имени Леони под влиянием винных паров, что дело кончилось ничем.
Другие начинали ухаживать за Леони слишком бурно, а она сердилась и ледяным холодом остужала их пылкость. Она умела держаться неприступно, когда хотела, и быстро обескураживала своих поклонников. Услышав, как они были поставлены на место, леди Фанни, которая помогала Леони одеться на вечер, настолько забылась, что воскликнула:
– Бесподобно, любовь моя! Ах, какая из тебя выйдет герцогиня!
– Герцогиня? – переспросила Леони. – Каким образом, мадам, я могу ею стать?
Леди Фанни посмотрела на нее, а затем на новый браслет, сверкавший на туалетном столике.
– Не уверяй меня, будто не знаешь, кисонька!
Леони сказала дрожащим голосом:
– Мадам…
– Дорогая моя, он же по уши в тебя влюблен, – наверное, это уже знает весь свет! Я наблюдала, как растет эта любовь, и… прелесть моя, поверь, я никого не хотела бы иметь сестрой так, как тебя.
– Мадам, вы… вы, наверное, ошибаетесь!
– Ошибаюсь? Уж поверь, я умею замечать признаки, душечка! Я знаю Джастина много лет, и никогда еще не видела его таким. Глупышка, почему бы он дарил тебе все эти драгоценности?
– Я… я его воспитанница, мадам.
– Вздор! – Миледи прищелкнула пальцами. – Пустые слова! Зачем, скажи, он сделал тебя своей воспитанницей?
– Я… я не знаю, мадам. Я… не думала.
Миледи поцеловала ее еще раз.
– Ты станешь герцогиней еще до конца года, и не сомневайся!
Леони оттолкнула ее.
– Это неправда! Не говорите таких вещей!
– Вот ты и вспылила! Был ли хоть один мужчина, который нравился бы тебе, как «монсеньор»?
– Мадам… – Леони стиснула руки. – Я очень невежественна, но я знаю… я слышала, что говорят люди, когда такие, как монсеньор, женятся… женятся на девушках низкого происхождения. Я всего лишь сестра содержателя харчевни. Монсеньор не может жениться на мне. Я… я ни о чем подобном не думала.
– Нет, глупа я, мне не надо было наводить тебя на такие мысли, – сказала Фанни с раскаянием.
– Мадам, прошу вас, не говорите об этом никому.
– Не буду, дитя, но все знают, что Эйвон запутался в твоих сетях.
– У меня нет никаких сетей, это не так! Я ненавижу вас, когда вы говорите такое.
– Ах, милочка, мы же просто две женщины! Какое это имеет значение? Джастин не станет думать о цене, поверь мне. Как бы низко ни было твое происхождение, вспомнит ли он о нем, поглядев в твои глаза?
Леони упрямо помотала головой.
– Я знаю. Я не дурочка, мадам. Для него жениться на мне – значит опозорить себя. Знатной можно только родиться.
– Вздор, дитя! Если Париж принял тебя без всяких вопросов, почему Эйвону не сделать того же?
– Мадам, монсеньор не терпит простонародья, Я много, много раз слышала, как он говорил это.
– Забудь об этом, дитя. – Леди Фанни сердилась на себя за несдержанность. – Погоди, дай я завяжу твои ленты! – Некоторое время она приводила туалет Леони в порядок, а потом шепнула ей на ухо: – Прелесть моя, разве ты его не любишь?
– О, мадам, мадам! Я всегда его любила, но я не думала… пока вы не заставили меня понять…
– Ну-ну, деточка, не плачь, умоляю! У тебя покраснеют. глаза!
– И пусть! – сказала Леони, однако утерла слезы и позволила леди Фанни снова напудрить ей лицо.
Когда они вместе спустились вниз, в вестибюле они увидели Эйвона. И лицо Леони залила краска. Он внимательно посмотрел на нее.
– Тебя заставляют краснеть мысли о твоем поклоннике, потомке королей, mа fille?
Это привело Леони в себя.
– А, ба! – сказала она презрительно.
Вечером на рауте мадам де Воваллон Конде не было, зато туда ради Леони съехались другие молодые люди, и многие явились очень рано в надежде ангажировать ее танец. Эйвон, как всегда, прибыл поздно, и мадам де Воваллон, у которой не было дочерей на выданье, приветствовала его смехом и жестом, полным отчаяния.
– Друг мой, десятки юных кавалеров допекали меня, пока я не пообещала представить их 1а petite. Фанни, Маршеран вернулся! Дайте мне подыскать… о-ла-ла!.. вернее сказать, выбрать кавалера для Леони, и я расскажу вам последние сплетни! Идемте, крошка! – Она взяла Леони за руку и ввела в гостиную. – Как вы взбудоражили весь Париж! Будь мои дочери постарше, как я завидовала бы и ревновала! А теперь, дитя, кого вы выберете для начала?
Леони обвела взглядом комнату.
– Мне все равно, мадам. Пожалуй… о-о-о! – Она выпустила руку мадам де Воваллон и бросилась вперед. – Милорд Меривейл! Милорд Меривейл! – кричала она радостно.
