Книга Бес в ребро, страница 2. Автор книги Георгий Вайнер

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Бес в ребро»

Cтраница 2

Витечка умел искренне и сильно страдать из-за чужой неправоты. Я не хотела его страданий и толку в них никакого не видела, поскольку привыкла к тому, что, пострадав из-за моей всегдашней неправоты, он все равно делал все по-своему.

— Витечка, я прислушалась к тебе. И услышала тебя, — сказала я устало. — Тебе для преодоления кризиса нужны сосредоточенность, уединенность и новая женщина. Если тебе станет лучше — я согласна…

— Что ты корчишь из себя казанскую сироту?! — завопил Витечка, он начинал сердиться всерьез.

Это было безошибочное средство — в споре рассердиться на меня. И называлось оно «дать укорот». Не знаю, откуда оно взялось, это глуповатое выражение, но Витечка точно усвоил, что, получив «укорот», я обычно соглашалась: делай как знаешь. Я, наверное, трусоватый человек и конформистка по природе, но мне ни разу не довелось увидеть, чтобы один из спорщиков сказал другому: «Ты переубедил меня, я не прав и перехожу на твою точку зрения». Поэтому, заслышав грозовой рокот предстоящего «укорота», я заранее сдаюсь и занимаю Витечкину позицию.

Но сейчас, видимо, моя реакция не совпадала с ролью, придуманной мне в сценарии «Расставание интеллигентных супругов», и Витечкино режиссерское чувство было глубоко уязвлено отсебятиной, которую я бессовестно порола на выпуске спектакля в свет.

— Почему ты всегда выдумываешь себе роль жертвы? — с настоящей страстью и негодованием спрашивал он меня. — Почему ты и обо мне подумать не хочешь?!

— О чем я должна подумать? О том, как тебе непереносимо тяжело бросить детей и меня? О твоих мучениях, когда ты обманывал меня как последнюю дуру? Или о невыносимом тебе бремени алиментов?

— Вот ты вся в этом! Вся твоя лицемерная любовь! Ты всегда мягко стелешь, а спать с тобой очень жестко!

Я бессильно развела руками:

— Наверное, ты прав. Поэтому у тебя кризис. И ты уходишь к той, с кем мягко спать…

Или я нарушила порядок ходов, или подточенная кризисом Витечкина нервная система не выдержала, но вдруг его лицо жалко скривилось, задергался подбородок — он заплакал. Бежали по его лицу прозрачные круглые слезы, а он быстро, горячо бормотал:

— Да… да… я всегда знал цену твоим жертвам… Вся твоя мягкость и сговорчивость — сплошная показуха… Ты внутри каменная… Все вы — жертвователи несчастные — однажды счет подаете… Там все записано и учтено… Все!.. Платите за любовь! За заботу! Под каждой вашей жертвой закопана корысть…

— Витечка, ты от своей Шиихи совсем ополоумел! Ты послушай себя. Что ты несешь? Какие жертвы? Какая корысть? Вся моя корысть — жить с тобой вместе…

Почему-то меня не возмущали его дурацкие обвинения, в них было что-то запальчиво-ребяческое, когда нет чувства правоты в споре, но есть лишь мечта сохранить лицо.

— Я устал! — кричал Витечка. — Я не могу так больше!..

И плакал. Я с острым стыдом думала, что не испытываю ни гнева, ни унижения, а только щемящее желание его легонько отшлепать, прижать к себе, утешить, вытереть с лица слезы.

Но не могла этого сделать. Потому что выработанным за долгие годы знанием его чувств я видела, что он не хочет от меня утешения и мира. Ему нужен сейчас скандал, раздор, злость. Он хотел плакать.

— Ты всегда делаешь вид, будто согласна со мной, что понимаешь меня и сочувствуешь! — горевал он о своем умершем чувстве. — А сама ты радуешься в глубине души моим неудачам! Тогда ты счастлива! Мы с тобой — пара неудачников. Оба сидим в теплом дерьме! Союз неудачливых талантов! Нам обоим не повезло в жизни, и мы вместе до гроба — дураки оба!.. Ты хочешь превратить наш дом в заказник убогости — ферму придурков и неудачников…

— Витечка, я не считаю себя неудачницей… — робко попыталась я остановить его.

— Конечно! — взвился он. — Неудачник — я один!

По щекам его катились легкие детские слезы — без соли, без горечи, без муки. Ему становилось от них легче. Витечке было сейчас приятно плакать, так же, как бывает приятно смеяться.

— Витечка, давай прекратим этот разговор, — предложила я. — И делай как знаешь…

Он быстро вышел из комнаты, и в ванной с рокотом и ревом забушевал кран, будто сшиблись там две водные стихии — Витечкина и водопроводная, — доказывая друг другу искренность и силу своего напора.

Но у Витечки было больше чувства, а в кране — воды, и когда Витечка вернулся в комнату, то лишь слабая краснота глаз и ноздрей напоминала о разразившейся сейчас буре.

Витечка подошел к столу и сел боком на стул и меня это снова остро кольнуло в оледеневшее сердце — он возвратился уже как гость, как чужой в этом доме, он уже много раз в мыслях проигрывал уход, он ушел отсюда давно. Потому что, когда он был хозяином, он никогда не сидел боком у стола — валялся на диване, усаживался широко в кресле или седлал стул верхом, — но боком у стола он не сидел никогда.

И я поняла, что он решил окончательно. И, видимо, давно.

А Витечка негромко, извиняющимся голосом, как проситель на приеме, сказал:

— Поверь мне, я люблю тебя! Я вас всех люблю! Но я не могу так больше…

И оттого, что я отчужденно молчала, ему казалось, что он еще мне что-то недообъяснил, не сказал каких-то умных и утешающих слов, которые могли бы безболезненно и приятно для всех решить эту противную проблему: плавный выход со старой, надоевшей базы — под руководством Гейл Шиихи — через кризис — к новому полноценному счастью.

Я была главным препятствием в этой прекрасной программе, поскольку Витечка любил меня и не желал мне неприятностей, но никак я не вписывалась в благополучный проект построения новой светлой жизни.

Но Витечка вообще очень верил в силу СЛОВА, в его огромные возможности, и, чтобы сделать мою участь не такой безысходной, терпеливо и ласково объяснял про свои сложности:

— Пойми, человек приходит в жизнь сирым и голым, и единственное, чем он располагает, — свободой… Но только осознав это, он делает все возможное, чтобы избавиться от нее — продать, обменять, отдать задаром или с доплатой…

— Витечка, я поняла тебя: ты отдал мне пятнадцать лучших лет свободы с доплатой в виде детей. Спасибо, но я уверена, что не смогу тебе возместить такую щедрость…

— Зачем ты так говоришь? Зачем ты язвишь? — сказал он жалобно и неуверенно добавил: — Нам надо пережить этот кризис — это общий кризис нашей жизни, я вернусь, и все наладится…

— Нет, — сказала я твердо и встала. — Ты не вернешься сюда. Уходи, скоро придут из школы дети…

* * *

Резко — ножом по стеклу — прозвенел телефонный звонок. Я вздрогнула и рванулась к аппарату, безумная надежда полыхнула — Витечка звонит, хочет сказать, что все это глупость, пустые разговоры, мелкие семейные дрязги, расстройство чувств, короткое помрачение ума — он успокоился и едет домой.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация