С глумливой улыбочкой, не меняя позы, холуй притронулся к
лакированному козырьку. Исполненное таким образом воинское приветствие
выглядело издевательством. Ну не связываться же с говном для довершения всех
нелепостей. Вадим вышел на улицу и вдруг был мгновенно подхвачен сильным
западным, то есть фронтовым, ветром. Вот так это иной раз получается. Выходишь
из дома, где все застоялось, где и сам ты закис в тоске, и улица вдруг
мгновенно меняет твое настроение. Новый воздух приносит необъяснимый подъем.
Кажется, что впереди все-таки еще есть какое-то будущее.
И ночью, шагая с вещевым мешком на плече по аэродрому к
«дугласу», он все еще испытывал этот необъяснимый подъем, ощущение полноты
жизни. Белые облака быстро проходили по темному глубокому небу. Их тени бежали
через аэродром, по рядам транспортных «дугласов», поднявших к луне свои
дельфиньи морды. Мощная общая лунность. Полковник-артиллерист возвращается на
фронт. Контрнаступление продолжается.
В полете, привалившись к вибрирующей стенке, он все время
повторял две строчки стихов. Он не помнил их автора, не помнил ни начала, ни
окончания. Вспоминалось только лишь, что они, кажется, звучали в романе Алексея
Толстого, может быть, в «Хождении по мукам»...
...О любовь моя незавершенная,
В сердце холодеющая нежность...
...О любовь моя незавершенная,
В сердце холодеющая нежность...
...О любовь моя незавершенная,
В сердце холодеющая нежность...
Глава 14
Вальсируем в Кремле
В течение следующих суток, пока полковник Вуйнович добирался
до расположения своего дивизиона, в крепости Кремль, что на Боровицком холме в
центре русской столицы, шли лихорадочные приготовления к важному и
торжественному событию. И вот как раз в то время, когда ординарцы в главном
блиндаже начали кромсать фрицевскими тесаками американскую ветчину «Спам», а
офицеры, собравшиеся приветствовать любимого командира, радостно потирали лапы
над галлоном спирта, в Кремле открылись резные двери Георгиевского зала, и
толпа гостей вошла под сияющие люстры и стала оживленно распределяться вдоль
сверкающих поверхностей огромного П-образного стола. Это и было как раз то
самое событие, которое Вероника поставила в сто раз выше своего собственного,
черт, не очень-то вдохновляющего юбилея: кремлевский банкет в честь военных
делегаций западных союзников.
Делегации США и Сpажающейся Франции прибыли в составе самых
высших офицеров, среди которых были личные представители генералов Эйзенхауэра
и де Голля, во главе же британцев явился сам фельдмаршал Монтгомери, знаменитый
Монти, перехитривший в ливийских песках «лиса пустыни» Роммеля. Монти негласно
считался на переговорах главой западной стороны.
– Какой интересный! – уголками глаз показывали на него
маршальские жены. – Не правда ли, Вероника Александровна, интересный
мужчина?
– Ну уж, мужчина, – смешно надула губы маршальша
Градова. – Вот уж не чемпионского вида мужчина, девочки!
– А кто же ваш чемпион, Вероника Александровна? –
спросила Ватутина.
Вероника хлопнула себя ладонью по бедру:
– Черт, сразу и не разберешься!
Чудо из чудес, новая мода при кремлевском дворе:
военачальники были приглашены на банкет с супругами. Генеральши и маршальши
переглядывались. Их, казалось, больше интересовала Вероника Градова, чем
западные союзники.
Уже два дня шли совместные совещания в Ставке. На них
присутствовали командующие фронтов и флотов. Главной темой, естественно, были
сроки открытия второго фронта в Европе. Русские давили: как можно скорее,
сколько еще нам держать всю тяжесть войны на своих плечах! Западники улыбались:
разумеется, господа, подготовка идет самыми ускоренными темпами, однако, по
сути дела, второй фронт уже открыт, Италия выведена из строя. Русские вежливо
помахивали ладошками: Италию почему-то они не принимали всерьез. Верховный
главнокомандующий демонстрировал высший пилотаж дипломатии: «Мы надеемся, что
гитлеровская Германия в скором времени разделит судьбу зарвавшегося
итальянского фашизма».
– Ну, а все ж таки, Викочка, кто тут тебе больше всех
глядится? – шепотком интересовалась Конева.
Никита Борисович подмигивал своей опасно декольтированной
супруге: не поддавайся на провокацию.
– Ну, вот этот, например, – Вероника покачивала
подбородком в сторону статного генерала в незнакомой форме: ни дать ни взять
иностранный Вадим Вуйнович.
– Вот этот? – пальчиками выявляли избранника маршальши
и разочаровывались: – Но ведь это же француз!
– По профессии француз, а по призванию настоящий
мужчина! – возражала Вероника.
Она, говорят, в Сибири в оперетке плясала! Хороши сибирские
оперетки, шептались генеральши и маршальши. В общем, настроение у всех
присутствующих было просто великолепное. Должно быть, такое же великолепное
настроение царило на берлинских балах осенью 1941 года. Этот банкет как бы
отмечал окончание целого ряда успешных баталий: Сталинград, Курская дуга,
форсирование Днепра, Эль-Аламейн, высадка в Сицилии, разворачивание
необозримого Тихоокеанского театра военных действий. Поговаривали, что в самом близком
будущем Большая Тройка соберется подводить итоги и намечать планы завершающего
(завершающего, мать вашу так, ликуйте, народы!) этапа войны. Где соберутся,
естественно, никто не знал. Называли Каир, Касабланку, Тегеран, но не исключали
и Москву, так как было известно, что дядя Джо не любит путешествовать за
пределами своей страны. Так что, возможно, прямо в Москву прилетят Рузвельт на
своей «священной корове» и Черчилль на гордости Королевской авиации,
бомбардировщике «Стерлинг».
Наконец расселись: советские хозяева по внешней стороне
буквы «П», гости и дипломаты с женами (при наличии таковых – немало ведь было и
холостого народа) – по внутренней. Чтоб чувствовали себя уютнее, то есть чтобы
в самой сердцевине русского хлебосольства оказались.
Маршалы сверкали наградами. Сидим, как новогодние елки,
злился Никита Градов, а у союзников вместо орденов – крошечные планки. Вот что
надо будет ввести в армии, такие планки. Чтобы не таскали на себе офицеры груды
дурацкой декорации. Горло ему подпирала новая изумрудная маршальская звезда.
Любопытна была история его совсем недавнего возвышения к
окончательному воинскому чину. В Ставке шло обсуждение массированной операции
по выходу к Днепру. Участвовали и члены Комитета Обороны СССР, то есть
партийно-правительственная верхушка. Решающий удар по обороне немцев должны
были нанести войска градовского Резервного фронта. Сталин чубуком трубки указал
на карте место, в котором изольется на врага стальная и человеческая масса. Это
был узкий коридор между непроходимыми для техники болотами и лесами. Немцы,
разумеется, превратят этот коридор в настоящую мясорубку.
