– С Чарлзом? Что это вы о нем вспомнили?
– Да так, простое любопытство.
– Чарлз хорошо относится ко мне. Но он, конечно, страшный
сухарь. Сидит здесь как гриб. Мне кажется, что он меня не одобряет.
– Ох, мадемуазель, мадемуазель! А я слыхал, что он у ваших
ног.
– Ну, втюриться-то можно и в того, кого не одобряешь. Чарлзу
кажется, что мой образ жизни достоин порицания. Он осуждает меня за коктейли,
цвет лица, друзей, разговоры. Но в то же время он не в силах противиться моим
чарам. Мне кажется, его не оставляет надежда перевоспитать меня.
Она помолчала, потом в ее глазах мелькнула чуть заметная
искорка.
– А из кого же вы выкачивали местную информацию?
– Только не выдавайте меня, мадемуазель. Мы немного
побеседовали с мадам Крофт, австралийской леди.
– Что ж, с ней приятно поболтать, когда есть время. Славная
старушенция, но страшно сентиментальна. Любовь, семья, дети… ну, вы понимаете,
все в таком духе.
– Я тоже старомоден и сентиментален, мадемуазель.
– Да что вы! Я бы сказала, что из вас двоих сентиментален
скорее капитан Гастингс.
Я побагровел от возмущения.
– Он в ярости, – заметил Пуаро, от души наслаждаясь моим
замешательством. – Но вы не ошиблись, мадемуазель. Нет, не ошиблись.
– Ничего подобного, – сказал я сердито.
– Он превосходный, исключительный человек. Временами мне это
страшно мешает.
– Не городите вздора, Пуаро.
– Начнем с того, что он нигде и ни в коем случае не хочет
видеть зла, а если уж увидит, то не способен скрыть свое справедливое
возмущение. У него редкая, прекрасная душа. И не вздумайте мне перечить, мой
друг. Я знаю, что говорю.
– Вы оба были очень добры ко мне, – мягко сказала Ник.
– Да, да, мадемуазель. О чем тут говорить. Нам предстоит
сделать гораздо больше. Так вот, пока что вы останетесь здесь, будете выполнять
мои приказы и делать то, что я вам велю. Положение таково, что вы должны мне
полностью повиноваться.
Ник устало вздохнула:
– Я сделаю все, что хотите. Мне все равно.
– Вы не будете некоторое время встречаться с друзьями.
– Ну что ж. Я никого не хочу видеть.
– Ваша роль будет пассивной, наша – активной. Ну а теперь я
вас покину, мадемуазель. Не стану мешать вашему горю.
Он направился к двери и, уже взявшись за ручку, обернулся и
спросил:
– Между прочим, вы как-то говорили, что написали завещание.
Где же оно?
– Да где-нибудь валяется.
– В Эндхаузе?
– Ну да.
– Вы положили его в сейф? Заперли в письменном столе?
– Не помню. Где-то лежит. – Она нахмурилась. – Я ведь
ужасная неряха. Большая часть бумаг и всякие документы лежат в библиотеке в
письменном столе. В том же столе почти все счета. И там же, наверное,
завещание. А может, у меня в спальне.
– Вы мне даете разрешение на обыск?
– Пожалуйста, можете осматривать все, что угодно.
– Спасибо, мадемуазель. Не премину воспользоваться.
Глава 12
Эллен
Пока мы не вышли из больницы, Пуаро не сказал ни слова. Но
как только за нами закрылась дверь, он схватил меня за руку и воскликнул:
– Видите, Гастингс? Видите? О! Черт побери! Я не ошибся. Я
был прав. Я все время чувствовал, что чего-то не хватает, что из мозаики
вывалился какой-то кусочек. А без него потеряла смысл и картина.
Я никак не мог разделить его ликования. На мой взгляд, мы не
сделали никаких сногсшибательных открытий.
– До самой последней минуты я не мог сообразить, в чем дело,
– продолжал Пуаро. – Впрочем, чему тут удивляться. Одно дело знать, что здесь
упущено какое-то звено, другое – выяснить, что это за звено. Ах! Это гораздо
труднее!
– Вы хотите сказать, что это имеет прямое отношение к
преступлению?
– Ну да! Неужели вы сами не видите?
– Говоря откровенно, нет.
– Возможно ли? Но мы ведь выяснили то, чего так долго не
могли доискаться, – мотив! Тот самый неведомый мотив, который мы никак не могли
нащупать.
– Может, я просто туп, но я все-таки не могу взять в толк,
на что вы намекаете. Вы имеете в виду ревность?..
– Ревность? Нет, дорогой мой. Самую заурядную и, можно
сказать, обязательную причину всех преступлений. Деньги, мой друг, деньги.
Я вытаращил на него глаза.
Он продолжал, но уже более спокойно.
– Послушайте же, мой друг! Сэр Мэтью Сетон умер чуть больше
недели назад. А он был миллионером, одним из богатейших людей в Англии.
– Да, но ведь…
– Погодите. За нами никто не гонится. У него был племянник,
которого он обожал и которому оставил все свое огромное состояние. В этом мы
можем не сомневаться.
– Но…
– Еще бы, что-то отойдет другим наследникам, что-то
достанется птицам, но основной капитал все равно получил бы Майкл Сетон. В
прошлый вторник газеты сообщили, что Майкл Сетон исчез, а со среды начинаются
покушения на мадемуазель. Нельзя ли в таком случае предположить, что перед
вылетом Майкл Сетон написал завещание и оставил все своей невесте?
– Но это же не больше чем догадка.
– Догадка, не спорю. Но она обязательно должна
подтвердиться. Иначе все лишается смысла. На карту поставлено огромное
состояние, а не какие-то жалкие гроши.
Я задумался. Выводы Пуаро казались мне слишком скоропалительными,
но в глубине души я не мог с ним не согласиться. Он обладал каким-то
сверхъестественным чутьем. Но все же я считал, что многое еще нужно проверить.
– А что, если о помолвке никто не знал? – возразил я.
– Ба! Кто-нибудь да знал. В таких случаях всегда кто-то
знает. А если не знает, так догадывается. Сама мадемуазель признает, что у
мадам Райс появились какие-то подозрения. Возможно, у нее нашлись и средства
узнать все наверняка.
– Каким образом?
– Ну, во-первых, Майкл Сетон, очевидно, переписывался с
мадемуазель. Они ведь были помолвлены. А наша молодая леди, мягко говоря,
небрежна. Она бросает вещи где попало. И очевидно, ни разу в жизни не
пользовалась ключом. Так что удостовериться было вполне возможно.
