– В таком случае Фредерика Райс могла узнать и о завещании
самой мисс Бакли.
– Безусловно. Видите, дорогой Гастингс, как сузился круг? Вы
помните мой список от А до К? Сейчас в нем только двое. Слуги отпали сами
собой, капитан Челленджер – тоже, даже невзирая на то, что ему потребовалось
целых полтора часа, чтобы проехать в машине тридцать миль от Плимута до
Сент-Лу. Я исключаю даже долгоносого мсье Лазаруса, предложившего пятьдесят
фунтов за картину, которая от силы стоит двадцать, хотя, между прочим, если
поразмыслить, то это странно и совсем не в его духе. Я также вычеркиваю этих
слишком приветливых австралийцев. И в моем списке остаются двое.
– Номер первый – Фредерика Райс, – медленно проговорил я.
Передо мной возникли ее золотые волосы, тонкое бледное лицо.
– Да. Несомненно. Как бы небрежно ни составила мадемуазель
свое завещание, там ясно сказано, что основная наследница – мадам Райс. Ей
досталось бы все, кроме Эндхауза. Так что если бы вчера вечером застрелили не
мадемуазель Мегги, а мадемуазель Ник, мадам Райс была бы сегодня богатой
женщиной.
– Невозможно поверить!
– Вы не верите, что красивая женщина может оказаться
убийцей? Вот предрассудок, из-за которого так часты недоразумения с присяжными.
Но я не стану спорить. Подозрение падает не только на нее.
– На кого же еще?
– На Чарлза Вайза.
– Но ведь ему завещан только дом.
– Он может этого не знать. Разве он составлял для
мадемуазель завещание? Едва ли. Оно тогда бы у него и хранилось, а не «валялось
где-то там», как выразилась мадемуазель. Как видите, вполне возможно, что Вайз
ничего не знает о завещании. Он может думать, что завещания вообще не
существует, и считать себя в таком случае наследником мадемуазель как самый
близкий родственник.
– А знаете, – заметил я. – Мне кажется, это куда
правдоподобнее.
– У вас романтический склад ума, Гастингс. В романах то и
дело попадаются злодеи стряпчие. А если у стряпчего к тому же еще бесстрастное
лицо, значит, он почти наверняка злодей. Должен признаться, что в некоторых
отношениях Вайз более подходящая фигура, чем мадам. Он скорее мог узнать о
револьвере и воспользоваться им.
– И сбросить с обрыва валун.
– Возможно. Хотя я уже говорил, что многое зависело от того,
как лежал камень. Уже тот факт, что он упал на минуту раньше и не задел
мадемуазель, наталкивает на мысль, что здесь действовала женщина. Испортить
тормоза, казалось бы, скорее пришло в голову мужчине – хотя в наше время многие
женщины разбираются в механизмах не хуже мужчин. Зато, с другой стороны, есть
некоторые обстоятельства, которые заставляют меня усомниться в виновности мсье
Вайза.
– Какие же?
– Ему было труднее, чем мадам, узнать о помолвке мадемуазель
Ник. Есть и еще одно немаловажное обстоятельство: преступник вел себя довольно
безрассудно.
– Что вы имеете в виду?
– До вчерашнего вечера никто не мог быть уверен в гибели
Майкла Сетона. А действовать наудачу, ничего не зная наверняка, совершенно
несвойственно таким законникам, как Вайз.
– Вы правы, – согласился я. – Так сделала бы женщина.
– Вот именно. Чего хочет женщина, того хочет бог. Так они
все считают.
– Просто поразительно, как уцелела Ник. Можно сказать,
чудом.
Тут я вдруг вспомнил странную интонацию, с которой Фредерика
сказала: «Ник заколдована». Мне сделалось не по себе.
– Да, – задумчиво отозвался Пуаро. – Чудо, к которому я не
причастен. А это унизительно.
– Воля провидения, – тихо ответил я.
– Ах, мой друг, зачем же взваливать на плечи господа бога
бремя человеческих грехов? Вот вы сейчас прочувственно и набожно сказали: воля
провидения, и вам даже в голову не пришло, что тем самым вы обвинили господа
бога в убийстве мисс Мегги Бакли.
– Бог с вами, Пуаро!
– Именно так, мой друг. Но я-то не намерен сидеть сложа руки
и повторять: господь бог сам распоряжается, а я не стану вмешиваться. Нет! Я
убежден, что господь создал Эркюля Пуаро именно для того, чтобы он вмешивался.
Таково мое ремесло.
Мы шли берегом, медленно поднимаясь по извилистой дорожке, и
наконец, открыв калитку, очутились во владениях мисс Бакли.
– Уф-ф! – перевел дух Пуаро. – До чего же крутой подъем! Мне
жарко. У меня даже усы обвисли. Так вот, как я вам только что сказал, я защищаю
интересы безвинных. Мадемуазель Ник, которую хотели убить. Мадемуазель Мегги,
которую убили.
– Против Фредерики Райс и Чарлза Вайза?
– Нет, что вы, Гастингс! Никакой предвзятости. Я лишь
сказал, что в данную минуту на одного из них падает подозрение. Вот и все.
Мы подошли к газону около дома и увидели мужчину,
работавшего на косилке. У него было длинное тупое лицо и тусклые глаза. Тут же
стоял мальчуган лет десяти с уродливой, но смышленой физиономией.
Я удивился, как это мы не слышали шума работающей косилки,
однако предположил, что садовник, который показался мне не слишком усердным,
должно быть, отдыхал от трудов и кинулся работать, только заслышав наши голоса.
– Доброе утро, – сказал Пуаро.
– Доброе утро, сэр.
– Как я догадываюсь, вы садовник. Муж той мадам, что служит
в доме.
– Это мой папа, – сообщил мальчуган.
– Все верно, сэр, – ответил человек. – А вы, стало быть,
заграничный джентльмен, который на самом деле сыщик. Слышно что-нибудь о
молодой хозяйке, сэр?
– Я только что от нее. Она спала спокойно и чувствует себя
неплохо.
– К нам поставили полисменов, – сообщил мальчуган. – А леди
убили вон там, возле ступенек. Я один раз видел, как режут свинью, да, пап?
– Э? – флегматично отозвался тот.
– Папа часто резал свиней, когда работал на ферме. Да, пап?
Я видел, мне понравилось.
– Ребятишки любят глядеть, как режут свиней, – сказал
мужчина, словно утверждая незыблемый закон природы.
– А леди убили из револьвера, во как! – продолжал мальчик. –
Ей горло не резали!
Мы двинулись к дому, и я рад был убраться подальше от
кровожадного дитяти.
Дверь в гостиную была открыта. Мы вошли, и на звонок Пуаро
появилась Эллен в опрятном черном платье. Увидев нас, она не выказала
удивления.
