– Впервые слышу. Я думаю, что дедушка не мог не знать о нем,
но он мне ничего не говорил. А он бы обязательно рассказал. Мсье Пуаро, а вы
убеждены, что она не сочинила всю эту историю?
– Отнюдь не убежден, мадемуазель! Мне кажется, в ней есть
нечто странное, в этой вашей Эллен.
– О! Странной я бы ее не назвала. Уильям – слабоумный, их
сын – противный звереныш, однако Эллен вполне нормальна. Она воплощенная
респектабельность.
– Вчера вечером вы разрешили ей выйти из дому и поглядеть на
фейерверк?
– Конечно. Они всегда ходят. А убирают после.
– Но ведь она осталась дома.
– Да ничего подобного.
– Откуда вам известно, мадемуазель?
– Э… да, пожалуй, ниоткуда. Я ее отпустила, она сказала
спасибо… Ясное дело, я решила, что она пойдет.
– Наоборот, она осталась в доме.
– Но… Боже мой, как странно!
– Вам кажется, что это странно?
– Еще бы. Я убеждена, что она никогда раньше так не делала.
Она объяснила вам, что случилось?
– Ничуть не сомневаюсь, что настоящей причины она мне не
открыла.
Ник вопросительно взглянула на него:
– А это имеет какое-то значение?
Пуаро развел руками:
– Право, не знаю, мадемуазель. Любопытно. Вот все, что я
пока могу сказать.
– Теперь еще новое дело с этим тайником, – задумчиво
заговорила Ник. – Странная какая-то история… и неправдоподобная. Она вам
показала эту нишу?
– Она сказала, что не помнит места.
– Уверена, что все это вздор.
– Весьма возможно.
– Эллен, бедняжка, должно быть, выживает из ума.
– Да, у нее явная склонность к фантазиям. Она еще говорила,
что Эндхауз недобрый дом.
Ник поежилась.
– А вот в этом она, может быть, и права, – медленно
выговорила она. – Мне и самой временами так кажется. В нем испытываешь какое-то
странное чувство…
Ее глаза расширились и потемнели. В них появилось обреченное
выражение. Пуаро поспешил переменить разговор:
– Мы уклонились от темы, мадемуазель. Завещание. Последняя
воля и завещание Магдалы Бакли.
– Я так и написала, – не без гордости сказала Ник. – Я
написала так и велела уплатить все долги и издержки. Я вычитала все это в одной
книге.
– Вы, стало быть, писали не на бланке?
– Нет, у меня не было времени. Я торопилась в больницу, к
тому же мистер Крофт сказал, что с бланками мороки не оберешься. Лучше написать
простое завещание и не ввязываться во всякие формальности.
– Мсье Крофт? Так он был при этом?
– Конечно. Ведь это он меня и надоумил. Сама я ни за что бы
не додумалась. Он мне сказал, что если я умру без завещания, то государство
почти все загребет себе, а это все-таки обидно.
– Как он любезен, этот превосходный Крофт!
– Да, очень, – с жаром подтвердила Ник. – И он привел Эллен
и ее мужа, чтобы они были свидетелями. О господи! Что я за идиотка!
Мы удивленно посмотрели на нее.
– Я просто законченная идиотка. Заставила вас шарить по
всему Эндхаузу. Оно же у Чарлза! У Чарлза Вайза, моего кузена.
– О! Вот оно в чем дело!
– Мистер Крофт сказал, что завещания положено хранить у
адвоката.
– Он совершенно прав, этот милейший Крофт.
– Мужчины бывают иногда полезны, – заметила Ник. – У
адвоката или в банке, вот что он мне сказал. И я решила, что лучше у Чарлза. Мы
сунули его в конверт и тут же отослали.
Со вздохом облегчения она откинулась на подушки.
– Мне очень жаль, что я была такая дура. Но теперь, слава
богу, все в порядке. Завещание у Чарлза, и, если вы действительно хотите с ним
познакомиться, Чарлз, конечно, его покажет.
– Если на то будет ваша санкция, – с улыбкой произнес Пуаро.
– Какая глупость!
– О нет, простая осмотрительность, мадемуазель.
– А по-моему, глупость. – Она взяла со столика, стоявшего у
изголовья, листок бумаги. – Так что же надо писать? Покажите гончей зайца?
– Как?
Он был так изумлен, что я невольно рассмеялся.
Затем он начал диктовать, и Ник послушно писала под его
диктовку.
– Благодарю, мадемуазель, – сказал он, принимая у нее
листок.
– Мне совестно, что я вам задала столько хлопот. Но я,
правда, забыла. Знаете, как это бывает, вдруг раз – и выскочит из головы.
– У человека с последовательным и методическим складом ума
так не бывает.
– Как бы мне не пришлось лечиться, – сказала Ник. – Вы прямо
развиваете у меня комплекс неполноценности.
– Ни в коем случае. До свидания, мадемуазель. – Он обвел
взглядом комнату. – Ваши цветы очаровательны.
– Правда? Красную гвоздику принесла Фредди, розы – Джордж, а
лилии – Джим Лазарус. А вот еще…
Она сняла обертку с большой корзинки винограда.
Пуаро изменился в лице.
– Вы его уже пробовали? – спросил он, бросаясь к ней.
– Нет. Еще нет.
– Не трогайте его. Вы не должны есть ничего из того, что вам
приносят знакомые. Ничего. Вы поняли, мадемуазель?
– О господи!
Она впилась в него глазами, и краска медленно отхлынула от
ее щек.
– Я поняла. Вы д??маете… что с тем делом еще не покончено? Вам
кажется, они все еще не угомонились? – прошептала она.
Он взял ее за руку:
– Не думайте об этом. Здесь вы в безопасности. Только
помните – не пробовать ничего.
Мы вышли, но ее бледное испуганное лицо долго еще стояло у
меня перед глазами.
Пуаро взглянул на часы:
– Прекрасно. Мы как раз успеем захватить мсье Вайза в его
конторе, прежде чем он отправится обедать.
Как только мы появились, нас почти сразу же провели к Чарлзу
Вайзу.
