– Мсье Пуаро! – Челленджер встал.
Мой друг безмятежно взирал на него снизу вверх.
– Ведь вы и есть тот услужливый «приятель». Отрицайте это,
если вам угодно. Но вот вам мой совет: если вы не хотите иметь дело с полицией,
вам лучше исчезнуть.
И, к моему глубочайшему изумлению, Челленджер так и сделал.
Его как ветром сдуло. Разинув рот, я глядел ему вслед.
Пуаро рассмеялся:
– Я говорил вам, мой друг. Ваш инстинкт всегда вас подводит.
Просто удивительно.
– Так кокаин… его прятали в часах?.. – начал я.
– Конечно же. Поэтому-то мадемуазель Ник и удалось так легко
пронести его в больницу. А так как свой запас она израсходовала на конфеты, то
она попросила у мадам ее часики с нетронутой порцией.
– Вы хотите сказать, что она не может без него обойтись?
– Нет, нет, она не наркоманка. Так, иногда, забавы ради.
Однако на этот раз у нее была другая цель. На этот раз доза будет вполне
достаточной.
У меня перехватило дыхание.
– Неужели?..
– Да, для нее это лучший выход. Лучше уж это, чем веревка
палача. Но т-с-с! Не надо говорить об этом при мсье Вайзе, ибо для него
законность и порядок превыше всего. Формально я ничего не знаю. Я могу только
догадываться, что там находится, в этих часиках.
– Ваши догадки всегда правильны, мсье Пуаро, – сказала
Фредерика.
– Мне пора, – проговорил Чарлз Вайз и вышел. На лице его
застыло выражение холодного неодобрения.
Пуаро взглянул на Фредерику, потом на Лазаруса.
– Значит, вы собираетесь пожениться, э?
– И как можно скорее.
– Поверьте мне, мсье Пуаро, – заговорила Фредерика, – я
вовсе не такая кокаинистка, как вы считаете. Я уже свела свою порцию до
крошечной дозы. А сейчас, когда меня ждет счастье, я смогу, наверное, и вовсе
обойтись без часов.
– Надеюсь, что вы будете счастливы, мадам, – мягко сказал
Пуаро. – Вам пришлось многое пережить. Но, несмотря ни на что, вы добры и
отзывчивы.
– Я постараюсь, чтобы Фредерике было хорошо, – сказал
Лазарус. – Дела у меня далеко не блестящи, но я надеюсь выкарабкаться. А нет –
Фредерика согласна и на бедность… вдвоем со мной.
Фредерика улыбнулась и кивнула.
– Однако уже поздно, – сказал Пуаро, взглянув на часы.
Мы встали.
– Странный вечер провели мы с вами в этом странном доме, –
продолжал Пуаро. – Эллен была права, когда назвала его «недобрый дом».
Он посмотрел на портрет старого сэра Николаса. Потом вдруг
взял Лазаруса за руку и отвел в сторону.
– Прошу прощения, – сказал он. – Из всех моих вопросов один
все же остался без ответа. Скажите, почему вы предложили за картину пятьдесят
фунтов? Я был бы очень рад это узнать, потому что, понимаете… приятно, когда
выяснено все до конца.
Некоторое время Лазарус смотрел на моего друга, сохраняя
бесстрастное выражение на лице. Потом улыбнулся.
– Видите ли, мсье Пуаро, – сказал он. – Я делец.
– Именно так.
– Картина стоит двадцать фунтов, и ни пенни больше. Я знал,
что, если предложу Ник пятьдесят, она тут же заподозрит, что я даю ей слишком
мало, и позовет оценщика. Тот, конечно, скажет, что я предложил намного больше,
чем она стоит. В следующий раз, когда я снова предложу ей продать мне
какую-нибудь картину, она уже не станет меня проверять.
– Ну и?..
– Картина, которая висит на противоположной стене, стоит не
меньше пяти тысяч фунтов, – сухо ответил Лазарус.
– О! – Пуаро с облегчением вздохнул. – Ну теперь я знаю все,
– сказал он радостно.
