– Эллен, несите лед! – крикнула она, обернувшись, и уже
после этого заговорила с нами: – Ну, вот и я… а тех всех я спровадила. Сгораю
от любопытства. Неужели я та самая героиня, которую никак не могут разыскать
киношники? У вас был такой торжественный вид, – добавила она, обращаясь к
Пуаро, – что ничего другого я просто и подумать не могла. Ну сделайте же мне
какое-нибудь заманчивое предложение.
– Увы, мадемуазель… – попытался было заговорить Пуаро.
– Только не говорите, что все наоборот, – взмолилась она, –
что вы пишете миниатюры и одну из них хотите мне всучить. Впрочем, нет, с
такими усами… да еще живет в «Мажестике», где кормят отвратительно, а цены
самые высокие во всей Англии… нет, это попросту исключено.
Женщина, отворявшая нам дверь, принесла лед и поднос с
бутылками. Не переставая болтать, Ник ловко смешала коктейли. Мне кажется,
непривычная молчаливость Пуаро в конце концов привлекла ее внимание. Наполняя
фужеры, она вдруг остановилась и резко бросила:
– Ну, хорошо…
– Вот этого-то мне и хочется, мадемуазель: пусть все будет
хорошо. – Он взял у нее фужер. – Ваше здоровье, мадемуазель, здоровье и
долголетие.
Девушка была не глупа. Его многозначительный тон не
ускользнул от нее.
– Что-нибудь… случилось?
– Да, мадемуазель. Вот…
Он протянул руку. На его ладони лежала пуля. Девушка взяла
ее, недоуменно нахмурившись.
– Известно вам, что это такое?
– Да, конечно. Это пуля.
– Именно так. Мадемуазель, сегодня утром возле вашего уха
пролетела вовсе не оса… а эта пуля.
– Вы хотите сказать… что какой-то оголтелый идиот стрелял в
парке возле отеля?
– Похоже на то.
– Черт возьми! – чистосердечно изумилась Ник. – Выходит, я и
вправду заколдована. Значит, номер четыре.
– Да, – согласился Пуаро. – Это четвертый. И я прошу вас
рассказать об остальных трех… случайностях.
Девушка удивленно взглянула на него.
– Я хочу полностью убедиться, что это были… случайности.
– Господи! Ну конечно! А что же еще?
– Соберитесь с духом, мадемуазель. Вас ждет большое
потрясение. Вы не подумали, что кто-то покушается на вашу жизнь?
Вместо ответа Ник покатилась со смеху. Предположение Пуаро,
кажется, здорово ее позабавило.
– Волшебная идея! Ну, милый вы мой, кто ж это станет на меня
покушаться? Я ведь не очаровательная юная наследница, после которой останутся
миллионы. Я бы не прочь, чтоб кто-нибудь и в самом деле попытался меня убить, –
это, должно быть, захватывающее ощущение, только, боюсь, напрасная надежда!
– Вы мне расскажете о тех случайностях, мадемуазель?
– Конечно, да только это все пустяки. Так, чепуха какая-то.
У меня над кроватью висит тяжелая картина. Ночью она свалилась. Совершенно
случайно я услыхала, что где-то в доме хлопает дверь, пошла посмотреть, где, и
запереть ее… и таким образом спаслась. Она бы мне, наверно, угодила в голову.
Вот вам и номер первый.
Пуаро не улыбнулся.
– Дальше, мадемуазель. Перейдем ко второму.
– О, этот и вовсе ерундовый! Здесь, в скалах, есть крутая
тропка. Я хожу по ней к морю купаться. Там есть такая скала, с которой можно
нырять. Так вот, когда я шла по этой тропке, откуда-то сверху сорвался валун и
прогрохотал на волосок от меня. А третье – это уже совсем из другой оперы. У
автомобиля что-то стряслось с тормозами – не знаю точно что, мне говорили в
гараже, да я не поняла. Во всяком случае, если бы я выехала из ворот и
спустилась с холма, тормоза бы не сработали, и я наверняка врезалась бы в
ратушу и превратилась в лепешку. В конечном счете у города оказалась бы
щербатая ратуша, а от меня осталось бы мокрое место. Но так как я всегда
что-нибудь забываю, мне пришлось повернуть назад и врезаться всего-навсего в
живую изгородь.
– А можете вы мне сказать, что именно было неисправно?
– Спросите в гараже Мотта. Там знают. По-моему, была
отвинчена какая-то пустяковина. Я уже думала, не напроказил ли там чего мальчик
Эллен. У моей горничной, у той, что отворяла вам дверь, есть маленький сынишка.
Мальчишки ведь любят возиться с машинами. Эллен, конечно, клянется, что он и
близко не подходил. А мне все кажется, что бы там Мотт ни говорил: в машине
просто что-то разболталось.
– Где вы держите машину, мадемуазель?
– В сарае за домом.
– Вы его запираете?
Ник удивленно раскрыла глаза.
– Ох! Ну конечно нет!
– И каждый может незаметно подойти к машине и вытворять все,
что угодно?
– Вообще-то да… пожалуй. Да только это глупо.
– Нет, это не глупо, мадемуазель. Вы все еще не понимаете.
Вам грозит опасность, серьезная опасность. Это говорю вам я. Я! Вы знаете, кто
я такой?
– Кто-о? – замирая, прошептала Ник.
– Я Эркюль Пуаро.
– О! – отозвалась та каким-то разочарованным тоном. – Ну еще
бы…
– Вам известно это имя, а?
– Конечно.
Девушка съежилась. В ее глазах появилось загнанное
выражение. Пуаро сверлил ее пронзительным взглядом.
– Вы чем-то смущены. Я делаю из этого вывод, что вы не
читали посвященных мне книг.
– Да нет… собственно говоря, не все. Но фамилию я, конечно,
слышала.
– Вы вежливая маленькая лгунья, мадемуазель. – (Я вздрогнул,
вспомнив слова, которые слышал нынче днем в отеле.) – Я забыл, вы ведь еще
ребенок – откуда вам знать? Как мимолетна слава! Вот мой друг – он вам
расскажет.
Ник посмотрела на меня. Я откашлялся, немного смущенный.
– Мсье Пуаро… м-м… был знаменитым сыщиком, – объяснил я.
– Ах, мой друг! – воскликнул Пуаро. – И это все, что вы
можете сказать? Ну, каково? Скажите, что я единственный, непревзойденный,
величайший сыщик всех времен!
– В этом нет необходимости, – заметил я сухо. – Вы уже сами
все сказали.
– Так-то оно так, но мне пришлось поступиться своей
скромностью. Человек не должен сам себе петь дифирамбы.
– Зачем же пса держать, а лаять самому? – не без ехидства
посочувствовала Ник. – Да, кстати, кто же пес? Я полагаю, доктор Ватсон?
