После обеда они перешли в уютный будуар, и миссис Вандемейер
расположилась на диване, блистая какой-то особенно зловещей красотой. Таппенс
подала кофе с ликерами и очень неохотно удалилась. До нее донесся голос Бориса:
– Новенькая?
– Да, поступила только сегодня. Та была невозможна. А эта
как будто ничего. За столом прислуживает вполне прилично.
Таппенс помедлила за дверью, которую «по нечаянности»
закрыла не совсем плотно, и услышала, как он сказал:
– Полагаю, она не опасна?
– Борис, ты подозрителен до нелепости! Она не то двоюродная
сестра швейцара, не то подружка рассыльного. Да и кому в голову придет, что я
как-то связана с нашим… общим другом мистером Брауном.
– Рита! Ради всего святого, будь осторожна. Дверь же не
закрыта!
– Ну так закрой ее, – со смехом сказала миссис Вандемейер.
Таппенс торопливо ретировалась на кухню.
Пренебречь своими обязанностями она не рискнула, но посуду
перемыла молниеносно (сказался госпитальный опыт) и снова тихонько пробралась к
двери будуара. Кухарка, менее расторопная, все еще возилась с кастрюлями. Да и
в любом случае, заметив, что новенькой нет, она подумала бы, что та прибирает
верхние комнаты.
Увы! Голоса за дверью были такими тихими, что Таппенс ничего
не удавалось разобрать. А приоткрыть дверь даже самую малость было слишком
опасно: миссис Вандемейер сидела к ней вполоборота, а наблюдательность этой
дамы уже успела произвести на Таппенс впечатление.
Да, она дорого дала бы, лишь бы что-нибудь услышать. А вдруг
они заговорят о Томми, что, если он успел нарушить их планы? Таппенс озабоченно
нахмурилась, но тут же ее лицо просветлело, она быстро прошла в спальню миссис
Вандемейер, выскользнула через стеклянную дверь на длинный балкон и бесшумно
подобралась к окну будуара. Как она и надеялась, рама была чуть поднята, и
можно было расслышать почти каждое слово.
Таппенс вслушивалась изо всех сил, но их разговор явно не
имел никакого отношения к Томми. Миссис Вандемейер и этот русский о чем-то
спорили, и вдруг он с горечью воскликнул:
– Своим легкомыслием и упрямством ты всех нас погубишь!
– Чепуха! – Она засмеялась. – Иногда скандальная известность
– лучший способ усыпить подозрения. В один прекрасный день ты и сам в этом
убедишься. И может быть, раньше, чем думаешь.
– Тем временем ты всюду показываешься с Пилем Эджертоном, а
он не просто чуть ли не самый знаменитый адвокат в Англии, криминология – его
хобби. Это чистейшее безумие!
– Я знаю, что своим красноречием он многих спас от виселицы,
– спокойно ответила миссис Вандемейер. – Ведь так? Как знать, не потребуется ли
в будущем его помощь мне? И очень полезно заручиться таким другом в суде или,
говоря точнее, для суда.
Борис вскочил и начал расхаживать по комнате, видимо, он
очень волновался.
– Ты умная женщина, Рита, но при этом большая дура! Поверь
мне, я о тебе же забочусь. Дай этому Эджертону отставку.
– Ну нет. – Миссис Вандемейер легонько покачала головой.
– Ты отказываешься? – В голосе русского зазвучала угроза.
– Наотрез.
– Ну это мы еще посмотрим, – рявкнул он.
– Миссис Вандемейер тоже вскочила, глаза ее сверкали.
– Ты забываешь, Борис, – сказала она, – что я никому не
подчиняюсь. Я получаю распоряжения прямо от… мистера Брауна.
Русский в отчаянии махнул рукой.
– Ты невозможна, – пробормотал он. – Невозможна! А вдруг уже
поздно? Говорят, у Пиля Эджертона нюх на преступников. Откуда мы знаем, чем
объясняется его внезапный интерес к тебе? А если он уже что-то подозревает?
Догадывается…
Миссис Вандемейер смерила его презрительным взглядом.
– Успокойся, мой милый Борис. Ничего он не подозревает. Где
же твоя хваленая галантность? Ты забыл, что кроме всего прочего я еще и
красивая женщина? Поверь, интерес Пиля Эджертона объясняется исключительно этим
обстоятельством.
Борис с сомнением покачал головой.
– Он досконально изучил механику преступлений – лучший
английский криминолог, и ты надеешься, что сумеешь его обмануть?
Миссис Вандемейер сощурила глаза.
– Ну, если он действительно так мудр, тем забавнее будет обвести
его вокруг пальца.
– Господи, Рита!
– К тому же он очень богат, – добавила миссис Вандемейер, –
а я не из тех, кто презирает деньги. Или как их еще называют – «мускулы войны»,
милый мой Борис.
– Деньги, деньги! В этом твоя главная слабость, Рита.
По-моему, ты за деньги душу продашь. По-моему… – Он помолчал, а затем
вполголоса добавил: – Иногда мне кажется, что ты способна продать… нас всех!
Миссис Вандемейер с улыбкой пожала плечами.
– Представляю, какую мне дали бы цену, – сказала она
небрежно. – Такая цена под силу разве что миллионеру.
– А! Значит, я прав! – прошипел русский.
– Дорогой мой, ты не понимаешь шуток?
– Ах, это была шутка!
– Конечно.
– Ну, знаешь ли, у тебя весьма своеобразное чувство юмора,
моя милая.
Миссис Вандемейер засмеялась.
– Ну, не будем ссориться, Борис. Пожалуйста, позвони. Давай
выпьем чего-нибудь.
Таппенс молниеносно ретировалась, задержавшись на секунду в
спальне миссис Вандемейер, чтобы оглядеть себя в трюмо – все ли у нее в
порядке, а затем с почтительным видом предстала пред хозяйские очи.
Подслушанный ею разговор, хотя и доказывал причастность Риты
и Бориса к каким-то темным делишкам, ни разу не коснулся того, что ее
интересовало. Имя Джейн Финн даже не было упомянуто.
На следующее утро Альберт доложил, что на ее имя в мелочной
лавочке ничего нет. А ведь Томми, если он жив и здоров, обязательно дал бы о
себе знать! Она почувствовала, как ее сердце словно стиснула ледяная рука. А
что, если… Но она мужественно подавила страх. Переживаниями делу не поможешь.
Тем не менее она ухватилась за возможность, предоставленную ей миссис
Вандемейер, которая вдруг спросила:
– Когда вы брали выходной вечер, Пруденс?
– По пятницам, мэм.
Миссис Вандемейер подняла брови.
– А ведь сегодня пятница! Впрочем, вы начали работать только
вчера и вряд ли нуждаетесь в отдыхе.
