– Как видите, я пришла, раз обещала. Но почему вы меня
позвали, не представляю себе.
– Потому что мы вам очень симпатизируем, – с улыбкой ответил
Томми.
– Правда? Но с какой стати? Я вела себя просто ужасно по
отношению к вам обоим. – Она помолчала и тихо добавила: – Спасибо вам.
Таппенс сказала:
– Надо подобрать вам хорошего кавалера для танцев.
– Я не хочу танцевать. Ненавижу танцы. Я пришла просто
повидаться с вами.
– Кавалер, которого мы для вас пригласили, вам понравится, –
улыбнулась Таппенс.
– Но я... – начала было Шейла. Но не договорила: через зал к
ней пробирался Карл фон Дейним.
Шейла стояла как зачарованная.
– Ты... – еле слышно произнесла она.
– Я, собственной персоной, – подтвердил Карл.
В нем произошла какая-то перемена. Шейла смотрела на него,
недоумевая. Яркий горячий румянец заливал ее щеки.
– Я знала, что с тобой все в порядке, – чуть дрогнувшим
голосом проговорила она. – Но я думала, ты интернирован...
Карл покачал головой.
– Нет причины меня интернировать. Ты должна меня простить,
Шейла. Понимаешь ли, я не Карл фон Дейним. Я просто принял его имя, потому что
так было нужно.
Он вопросительно оглянулся на Таппенс. Она сказала:
– Продолжайте. Расскажите ей все.
– Карл фон Дейним был моим другом. Мы познакомились в Англии
за несколько лет до того. А перед самой войной я возобновил знакомство. Я
прибыл тогда в Германию по специальному поручению, связанному с безопасностью
нашей страны.
– Ты работал в разведке? – спросила Шейла.
– Да. И вот, когда я там находился, со мной стали
происходить странные вещи. Несколько раз мне едва удалось избежать гибели. О
моих планах становилось известно там, где это никак не предусматривалось. Я
понял, что тут что-то не так, что «гниль», как они это называют, проникла в
учреждение, где я работал. Меня предали свои. Мы с Карлом немного походили друг
на друга внешне – у меня одна бабка была немка, поэтому я как раз годился для
работы в Германии. Карл не был наци. Его интересовала только его работа –
химические исследования. И я тоже этим немного занимался. Незадолго до войны он
принял решение эмигрировать в Англию. Его братьев посадили в концентрационные
лагеря. Он был готов к тому, что на пути в эмиграцию его будут ожидать большие
трудности, но все препятствия чудесным образом устранялись. Мне это показалось
подозрительным – он делился со мной. С чего бы это властям открывать фон
Дейниму дорогу за границу, когда братья его и другие родственники сидят в
концлагерях, да и сам он всегда подозревался в антинацистских настроениях? Было
похоже, что для чего-то он им нужен в Англии. Между тем мое положение становилось
все опаснее. Карл жил в одном доме со мной. Однажды я зашел к нему и, к моему
большому огорчению, увидел, что он лежит у себя на кровати мертвый. Он не
выдержал обстановки, впал в депрессию и покончил с собой, оставив письмо,
которое я прочел и положил себе в карман. Я решил произвести подмену. Мне нужно
было выбираться из Германии, а заодно неплохо было бы узнать, почему это Карла
так легко выпускали из фатерланда
[83]
. Я надел на него свою одежду и положил
тело на свою кровать. Лицо его было изуродовано, так как он убил себя выстрелом
в голову. А наша квартирная хозяйка, я знал, была подслеповата.
С документами на имя Карла фон Дейнима я приехал в Англию и
отправился по адресу, который ему дали. Это был пансион «Сан-Суси».
Живя там, я все время играл роль, ни на минуту не забываясь.
Оказалось, что для меня было готово место на химическом заводе. Сначала я
решил, что меня планируется постепенно опутать и сделать нацистским агентом...
Но позднее стало ясно, что моему другу была уготована роль козла отпущения.
Когда меня арестовали по подложным уликам, я ничего не сказал. Я считал, что
открыть, кто я, надо как можно позже, чтобы успеть побольше проведать. А
несколько дней назад меня узнал один из наших людей, и так правда вышла наружу.
Шейла с укором проговорила:
– Мне ты должен был сказать.
Он мягко ответил:
– Если ты в самом деле так думаешь, мне очень жаль.
Он заглянул ей в глаза. Ее взгляд выражал гордость и гнев.
Но постепенно гнев ушел, и она согласилась:
– Да, наверно, ты поступил так, как и следовало...
– Милая... – Он не дал себе воли и только предложил: – Пошли
потанцуем?
Они ушли. Таппенс вздохнула.
– Ты о чем? – спросил ее Томми.
– Будем надеяться, что Шейла не перестанет его любить,
оттого что он больше не отверженный и всеми гонимый беженец.
– На мой взгляд, она любит всерьез, – сказал Томми.
– Да, но у ирландцев всегда все шиворот-навыворот. А Шейла
прирожденная бунтарка.
– Но зачем он обыскивал твою комнату? Из-за этого мы с тобой
и дали такого маху.
Томми, смеясь, потряс головой.
– По-видимому, он считал, что миссис Бленкенсоп –
сомнительная личность. Мы с тобой подозревали его, а он в это же самое время
подозревал нас.
– Ау! – окликнул их Дерек Бересфорд, проплывая со своей
дамой в танце мимо их столика. – Вы чего не танцуете?
И улыбнулся, чтобы подбодрить своих стариков.
– Они к нам так внимательны, золотые мои, – сказала Таппенс.
Потом близнецы со своими партнерами уселись за столик к
родителям. Дерек сказал отцу:
– Рад, что тебе в конце концов дали работу. Не особенно
интересную, правда, но все-таки.
– Да, в основном бумаги перебирать, – подтвердил Томми.
– Не важно. Главное, что ты делаешь полезное дело.
– А я рада за маму, что ей все-таки разрешили тоже принять
участие, – подхватила Дебора. – У нее и вид совсем другой, довольный. Тебе не
очень там скучно, ма?
– Нисколько не скучно, – ответила Таппенс.
– Ну и отлично. – Дебора помолчала и прибавила: – Когда
кончится война, я смогу тебе рассказать кое-что про мою работу. Она очень
увлекательная, только страшно секретная.
– Как интересно! – сказала Таппенс.
– Еще бы! Но, конечно, летать на самолете еще гораздо
интереснее... – Она с завистью взглянула на брата. – Его собираются
представить...
