– Нужно бы все это убрать, – горестно вздохнула миссис
Перри.
– Не понимаю, зачем тебе возиться с тем, что тебе не
принадлежит? – возразил ее муж. – Оставь этот камин в покое, женщина. Завтра
здесь снова будет та же самая грязь.
Таппенс отодвинула носком туфли кирпичи, валявшиеся в
камине.
– Фу! – воскликнула она с отвращением.
Там лежали еще две мертвые птицы. Судя по всему, они погибли
уже давно.
– Это, наверное, то самое гнездо, которое свалилось вниз
несколько недель назад. Странно, что не было сильной вони, – сказал Перри.
– А это что такое? – удивилась Таппенс.
Она ковыряла носком туфли в кучке мусора, пытаясь разглядеть
какой-то предмет. Потом нагнулась и подняла его.
– Зачем вы берете в руки дохлых птиц? – остановила ее миссис
Перри.
– Это не птица, – ответила Таппенс. – Какой-то предмет,
который, видимо, провалился в трубу. Ну, знаете! – добавила она, глядя на
находку. – Это же кукла. Обыкновенная детская кукла.
Все с удивлением смотрели на то, что она держала в руках.
Это была кукла, изломанная, с болтающейся головой и одним стеклянным глазом, в
грязном изорванном платье.
– Непонятно, – пробормотала Таппенс. – Совершенно непонятно,
каким образом детская кукла могла оказаться в трубе и упасть в камин. В высшей
степени странно.
Глава 8
Сэттон-Чанселор
Оставив домик у канала, Таппенс медленно ехала по узкой
извилистой дороге, которая, как она была уверена, вела в Сэттон-Чанселор.
Дорога была пустынна. Вблизи не виднелось никакого жилья, иногда только
попадались ворота, от которых по полю шли глубокие колеи, проложенные
тракторами. Движение на дороге было минимальное: однажды ей встретился трактор
да еще один грузовик с изображением громадного каравая хлеба. Церковный шпиль,
который она заметила вдалеке, полностью скрылся из глаз, но потом внезапно
снова появился, совсем близко, сразу после того, как, сделав крутой поворот,
дорога обогнула полоску деревьев. Взглянув на спидометр, Таппенс увидела, что
от дома на канале она проехала ровно две мили.
Это была красивая старая церковь, стоящая посреди довольно
обширного кладбища; возле церковного входа рос одинокий тис.
Таппенс оставила машину около кладбищенских ворот, прошла
через них и некоторое время постояла, оглядывая церковь и кладбище. Затем
подошла к церковным дверям под высокой нормандской аркой и взялась за тяжелую
медную ручку. Дверь была незаперта, и она вошла внутрь.
Внутри ничего примечательного Таппенс не обнаружила. Церковь
была старинная, но во времена королевы Виктории ее основательно переделали.
Черные блестящие скамьи и яркие, красные с синим, витражи разрушили прелесть,
некогда присущую интерьеру этого старинного здания. В церкви находилась одна
пожилая женщина, одетая в костюм из твида; она наполняла цветами блестящие
бронзовые вазы, стоявшие вокруг кафедры, – возле алтаря все было уже закончено.
Увидев входившую Таппен, она бросила в ее сторону вопросительный взгляд.
Таппенс медленно пошла по проходу, разглядывая мемориальные таблички на стенах.
В старые годы наиболее полно был представлен род Уоррендеров. Все из
Сэттон-Чанселора. Капитан Уоррендер, майор Уоррендер, Сара Элизабет Уоррендер,
горячо любимая жена Джорджа Уоррендера. Более поздние таблички отметили смерть
Джулии Старк, любимой жены Филиппа Старка, также принадлежавшего приорату
Сэттон-Чанселор, – это, таким образом, свидетельствовало о том, что семейство
Уоррендер теперь уже все вымерло. Никто из них не вызывал особого интереса.
Снова выйдя из церкви, Таппенс обошла ее вокруг. С внешней стороны она
оказалась гораздо более привлекательной. Поздняя готика, сказала себе Таппенс,
в какой-то степени знакомая с церковной архитектурой. Ей самой, по правде
говоря, этот стиль не слишком нравился.
Размеры церкви были довольно внушительны, и Таппенс
подумала, что в прежние времена деревушка Сэттон-Чанселор играла значительно
более важную роль в жизни округи, чем теперь. Оставив машину на прежнем месте,
Таппенс отправилась в деревню. Последняя состояла из лавки, почты и полутора
десятков домов и домиков. Встречались там живописные коттеджи, крытые соломой,
остальные же строения не представляли никакого интереса. В конце деревни, вдоль
дороги, выстроились шесть муниципальных домов, которые словно бы стеснялись
своего присутствия. Медная дощечка на одной из дверей гласила: «Артур Томас,
трубочист». Таппенс подумала, почему бы агенту, отвечающему за дом на канале,
не воспользоваться услугами этого человека, ведь дом явно в этом нуждался. Как
глупо, что ей не пришло в голову спросить, как его название.
Она медленно вернулась к церкви и своей машине,
остановившись на минуту, чтобы еще раз окинуть взглядом кладбище. Оно ей очень
понравилось. Новых захоронений там было немного. Большинство надгробных камней
относилось к викторианскому времени, надписи же на более старых могилах почти
невозможно было разглядеть – их стерло время. Старые надгробия были очень
красивы. Некоторые, стоящие вертикально, венчали фигуры ангелов или херувимов,
окруженных венками из цветов или листьев. Таппенс бродила между могил,
рассматривая надписи. Снова Уоррендеры. Мэри Уоррендер, в возрасте сорока семи
лет; Элис Уоррендер, в возрасте тридцати трех; полковник Джон Уоррендер, убитый
в Афганистане. Многочисленные, горько оплакиваемые младенцы Уоррендеры, всюду
трогательные стихи и благочестивые пожелания. Интересно, живет ли здесь сейчас
хоть кто-нибудь из рода Уоррендеров, подумала она. Очевидно, здесь их больше не
хоронят. Последняя надпись, которую она нашла, относилась к 1843 году. Обогнув
тис, высившийся у входа, Таппенс увидела старика священника, который стоял,
склонившись над рядом старых могильных камней позади церкви.
– Добрый день, – любезно приветствовал ее священник.
– Добрый день, – ответила Таппенс и добавила: – Я осматривала
церковь.
– Ее испортили викторианские новшества, – заметил священник.
У него был приятный голос и славная улыбка. Ему можно было
дать около семидесяти, однако Таппенс подумала, что он не так уж стар, хотя у
него, несомненно, был ревматизм, из-за которого он не вполне твердо держался на
ногах.
– В те времена у них было слишком много денег, – печально
проговорил старик. – И слишком много фабрикантов железных изделий. Все они были
набожны, а вот чувства прекрасного им недоставало. Вкуса не было. Вы видели
восточное окно? – Он содрогнулся.
– Да, – сказала она. – Просто ужасно.
– Не могу с вами не согласиться. Я здешний викарий, –
добавил он, хотя в этом уже не было необходимости.
– Я так и подумала, – вежливо заметила Таппенс. – Вы давно в
этих местах?
