Екарный бабай – это хуже, это гораздо хуже «моей малышки»… Бабай – это цветы в четыре часа ночи, это крики под окнами: «Ксюша, прости мудака, я ж тебя люблю, пусти меня домой, очень в тубзик надо!», и это бессонная ночь.
Запищал домашний телефон. Не глядя на определитель, я выдернула его из розетки и полезла в аптечку за валерьянкой. Если я все рассчитала верно – действовать она начнет как раз вовремя.
Плакать было бесполезно. Меня никто не заставлял влюбляться в Генри. Сама такого выбрала.
А какого – такого ? Он запойный? Нет. Тащит вещи из дома? Нет. Приходит домой под утро в бабском халате с яйцом, продетым в нижнюю петлю, и говорит: «Отвали, я за гитарой зашел»? Нет.
Так что тебе не нравится? Кто отводит по утрам в садик Андрюшку? Кто по субботам вылизывает всю мою квартиру? Кто, когда у меня начался артрит, воспалились все суставы и я дуром орала от боли, месяц носил в ванную и в туалет на руках? Кто на горбу таскал меня по врачам?
Кто оббивал пороги больниц, размахивая моим рентгеновским снимком и требуя выписать мне самое действенное лекарство?
Кто поставил меня на ноги, вопреки прогнозам районного ревматолога о том, что инвалидность мне практически обеспечена? Генри.
А его срывы по пятницам я возьму на себя.
Как он когда-то взял на себя мои.
Все у нас будет хорошо. Обязательно будет.
Вот только бы валерьянка поскорее подействовала…
В Москве бушует май. Он размахивает своими ярко-зелеными листьями и пахнет весной. На улицах уже появилась пыль…
Уличная пыль – это первый признак лета. Не замечали?
Иду по улице, гордо выпятив номинально существующую грудь, и смотрю по сторонам: вот грузин Гиви, который продает китайские трусы под железнодорожным мостом у станции метро «Дмитровская», кричит мне: «Привет, Ксюша!», вот знакомая продавщица из табачного киоска, завидев меня, уже протягивает в окошко две пачки «Золотой Явы», а вот чешет на работу Мартынов с неизменными сосисками в прозрачном пакете.
Догоняю Сережку и шлепаю его по плечу.
– Ваши документы?
Мартынов роняет сосиски, оборачивается, видит меня.
– О, приветики! Ты чего такая довольная?
Отрываю целлофановую ленточку с пачки сигарет и улыбаюсь.
– А что, должна быть веская причина? Я весну люблю. Я ж весенняя девочка.
Мартынов подбирает свой пакет с полуфабрикатами и смотрит с недоверием.
– Девочка? Ты себе не польстила?
– Дурак. Нет бы промолчать. Все равно я весну люблю. Мама наверняка подгадала мое зачатие. Знала, что мне приятно будет. Хотя могла бы меня и в мае родить. А то на мой день рождения вечно дождь и дерьмо собачье по улицам размазано. Апрель – это еще не настоящая весна.
Сережка останавливается у ларька, протягивает в окошко полтинник.
– Бутылку пепси и шоколадку вон ту. Иду по весенней улице, жую шоколадку. Жизнь налаживается!
Ровно в шесть вечера я закрыла дверь офиса и вышла на улицу. Подошла к дороге и, в ожидании зеленого человечка на светофоре, набрала номер Генри.
– Привет, а я уже освободилась. Ты где?
– Возле своего дома.
Настроение стремительно начало падать:
– С Сашкой?
– Нет, с Алексом.
– Пьете?
– Ксень, хватит, а? Просто стоим, разговариваем.
– Я ж пойму, Генри. Я ж за километр учую.
– Слушай, что ты как моя мама, а? Сказал: просто общаемся. Тебя у метро встретить?
– Через пятнадцать минут. И убираю телефон в карман.
На светофоре появился зеленый человечек, и я перешла на другую сторону.
За спиной посигналила машина и кто-то крикнул:
– Ксень!
Обернулась. В зеленом «вольво» сидел человек и улыбался.
Человека я опознала сразу. Витя. Виктор Шубин. Когда-то
давным-давно, лет эдак……. ну, не помню, сколько назад, мы с
Витей пытались изобразить что-то вроде бурного романа. Не изобразилось у нас ничего интересного, да и неинтересного тоже было мало. Мне тогда было лет пятнадцать, Шубину – около двадцати, и, кроме прогулок за ручку вокруг моего дома, лично мне больше ничего не было нужно. Желания Вити на тот момент меня интересовали меньше всего. Потом я вышла замуж, Шубин куда-то переехал, и до сегодняшнего дня я вообще о нем не вспоминала.
Я улыбнулась и подошла к машине.
– Боже мой, Витя… Ты что тут делаешь? Шубин кивнул головой в сторону автосервиса:
– Машину забирал. А ты тут что забыла? Я тоже кивнула головой в сторону сервиса.
– Я там работаю. Офис в закутке одном снимаем. Ты как сам-то?
За Витей отчаянно засигналила машина, и он торопливо бросил:
– Стой тут, сейчас я развернусь, подхвачу тебя, съездим, посидим где-нибудь.
И, не дожидаясь моего ответа, лихо рванул с места, оставив за собой столб пыли и дыма. Я снова достала телефон.
– Дим, отбой. Я задержусь.
– Что-то случилось?
– Нет. Просто встретила старого друга. Хочется пообщаться.
– Лихо ты…
– Слушай, давай без глупостей, а? Если бы у меня было на уме что-то неприличное, я бы сказала, что иду по магазинам. Я недолго, Дим. Час-полтора максимум. Если что – звони. Люблю тебя.
– Я тебя тоже. Веди себя хорошо.
– Обещаю.
Убрала телефон, и в ту же секунду ко мне подкатил Шубин.
– Садись!
Я плюхнулась на пассажирское сиденье и подставила ему левую щеку.
– Целуй.
Витя чмокнул меня куда-то в ухо.
– Тут недалеко ресторан неплохой есть. Посидим?
– Посидим. Только недолго. Меня молодой человек дома ждет.
Шубин ухмыльнулся:
– А меня жена и сын. Ты очень торопишься?
– Очень, – отрезала я и пристегнула ремень безопасности. – Ну, мы едем или нет?
– Ну, что скажешь? – спросил Шубин и посмотрел мне в глаза.
Я ковырнула ложечкой мороженое и стала наблюдать, как оно медленно сползает с нее обратно в вазочку.
– Я поговорю с Сережкой.
Шубин расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и вытер рукой шею:
– Ксюш, смотри сама: вы с Сережей все равно не можете охватить сразу все заказы. Потому что боитесь, что вас спалят, так? Предлагаю хороший вариант: я сам сниму офис, проведу туда телефон, создам вам все условия для работы. От вас требуется только клиентская база и собственно работа. Сколько, ты говоришь, у вас навара с одного заказа?
