Книга Осторожно: яд!, страница 13 – Энтони Беркли

— Извините меня, мисс Брум, — проговорила она, запинаясь и путаясь в словах, хотя жила здесь четыре года и превосходно говорила по-английски. — У меня тут записка для миссис Сьюэлл.

— Но миссис Сьюэлл здесь нет, — пояснила Рона. — Только мистер Сьюэлл. Может, выпьете с нами чаю, Митци?

— Спасибо, но я тороплюсь. — Она повернулась ко мне. — Пожалуйста, мистер Сьюэлл, прочтите записку. Это важно.

Я разорвал конверт. Текст был знакомый.

Френсис, прошу вас, придите, пожалуйста, ко мне, не откладывая. Случилось нечто ужасное. Я не знаю, что делать. А.

С Анджелой то и дело случалось что-то ужасное, и всякий раз она умоляла Френсис прийти и успокоить.

— Хорошо, Митци, — сказал я, чуть улыбнувшись. — Я приду.

— Да, мистер Сьюэлл, пожалуйста, — повторила Митци. — На этот раз, кажется, это действительно серьезно.

— Ладно, скажите Анджеле, что я буду у нее через десять минут.

Бормоча благодарности и извинения, Митци удалилась.

Я неохотно встал.

— Обычное SOS от Анджелы. Но все равно идти надо.

К моему удивлению, Глен тоже поднялся.

— Я прогуляюсь с тобой, подышу воздухом перед приемом больных.

Хорошо зная Глена, я понимал, что он не только захотел подышать воздухом. Так оно и вышло. Мы шли минуты три, затем он с усмешкой произнес:

— Пусть Гарольд еще немного пробудет в неведении, а вот тебе я могу рассказать о результатах вскрытия. Ты ведь хочешь знать, верно?

— Конечно, хочу, — ответил я, — но считаю нечестным тебя расспрашивать.

— Поэтому я тебе и расскажу, — сказал Глен. — Так вот, номер не прошел. Наш приятель Сирил может теперь отправляться со своими дурацкими подозрениями обратно в Лондон.

Я облегченно вздохнул:

— Джон умер от эпидемической диареи?

— Несомненно. Никаких признаков другого заболевания не обнаружено. Только небольшое покраснение двенадцатиперстной кишки и очень легкое тонкой. В точности как это происходит при эпидемической диарее.

— Слава Богу, — сказал я. — И Джона наконец окончательно похоронят?

Глен усмехнулся:

— Похоронят, но без некоторых жизненно важных органов. — В ответ на мой вопросительный взгляд он продолжил: — Понимаешь, лондонский хирург удовлетворен, его ассистент тоже, и у меня нет никаких вопросов, но Сирил не унимается. Он настоял, чтобы некоторые жизненно важные органы Джона отправили на анализ в специальную лабораторию.

— Зачем? — в недоумении спросил я.

— Видно, не потерял надежду доказать отравление, — ответил Глен.

3

Так что я явился в дом Уотерхаусов без особой тревоги.

Меня встретила Анджела, вся в слезах. Отсутствие Френсис расстроило ее еще сильнее. Она почти негодовала. Как это моя жена осмелилась уехать в какой-то Торминстер, когда она здесь так нужна?!

— Конечно, ее вы заменить не можете, Дуглас, — простонала она. — Но может быть, что-нибудь посоветуете. Я не знаю, что делать… Против меня все ополчились!

Я попытался ее успокоить:

— С чего это вы взяли, Анджела? К вам все так хорошо относятся.

Я осторожно сел на край постели, где она возлежала, выглядящая молодой и красивой, трогательно беспомощная в светлой шелковой пижаме, волосы очаровательно растрепаны.

— Если бы, — всхлипнула она и промокнула нос несообразно маленьким платочком. Видимо, чтобы не потревожить макияж. — А если бы ваша горничная, которую вы попросили отправить письмо, отдала бы его вашему недоброжелателю, это как называется?

— Объясните, в чем дело, Анджела? — попросил я.

Она объяснила, что сегодня утром написала личное — очень личное — письмо и послала горничную отправить. А та, вместо того чтобы отнести письмо на почту, вручила его Сирилу.

— Вы хотите сказать, что он прочитал ваше письмо?

— Да.

— И кому оно было адресовано?

Тут Анджела как будто взбесилась.

Не буду описывать ее подергивания и идиотские извивания, которым она предавалась следующие десять минут. С одной стороны, ей требовалась помощь, а с другой — она не хотела ничего рассказывать о письме, тем более о его содержании. Но, учитывая важность, которую письмо приобрело позднее, я привожу текст, зачитанный на коронерском суде две недели спустя.

Дорогой мальчик!

Я в большой беде. Пожалуйста, немедленно приезжай. Без тебя я не знаю, что делать. На прошлой неделе умер Джон, совершенно неожиданно, от какой-то внутренней болезни. Видимо, она была у него долгое время, а он не знал.

Теперь приехал его брат и ведет себя очень странно. Считает, что Джон умер совсем не от той болезни, какую указал доктор, а как будто его чуть ли не отравили. Настоял на вскрытии тела. Я очень напугана. Он относится ко мне как к преступнице. Можно представить, что будет, если он узнает насчет нас. Ради Бога, не говори никому о Франсуа и помни: в Лондон я тогда вообще не заезжала, а все время провела в Борнмуте [6] .

Приезжай и остановись в Торминстере, а Питерс привезет меня. Никто не должен ничего знать.

С любовью, дорогой мальчик, по-прежнему твоя встревоженная Анджела.

Письмо было адресовано Филипу Странгману, госпиталь Св. Джозефа, Лондон, Восточно-центральный почтовый округ.

В конце концов Анджела была вынуждена признаться мне в своей связи с этим человеком. И не нужно было иметь много ума, чтобы увидеть, к каким последствиям может привести наличие этого письма, если подозрения Сирила оправдаются.

Анджела сидела в постели, повесив голову, пристыженная, но во мне не было никакого сочувствия, только раздражение, смешанное с отвращением. Это чувство углубилось сильнее, когда мне удалось вытянуть из нее, что этот Филип Странгман вовсе не доктор, а всего лишь студент-медик.

— Анджела, вы что, потеряли разум?

Она вскинула голову.

— Пожалуйста, Дуглас, оставьте такой тон. Да, я старше Филипа, если вы намекаете на это, но в любви возраст ничего не значит. А мы любим друг друга.

— То есть вы любовники? — спросил я нарочито грубо.

И представьте себе, она не смутилась.

— Да, и я этого не стыжусь.

— А что сказал бы по этому поводу Джон? — произнес я, едва сдерживая бешенство. Меня возмущало предательство этой глупой женщины.

— Джон знал. И относился с пониманием.

— Знал? — эхом отозвался я.

— Конечно, знал. Разве можно было его обманывать? Он любил меня… по-своему, но мы понимали, что совершенно не подходим друг другу. Я ему все рассказала. Правда, недавно, несколько недель назад. Мы договорились пока оставить все как есть. Я буду продолжать жить с ним… на чисто дружеской основе, пока Филип не встанет на ноги, чтобы меня содержать. Это было благородно с его стороны. Вы знаете, Джон вообще был очень щедрый человек.