Книга Зори лютые, страница 78. Автор книги Борис Тумасов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Зори лютые»

Cтраница 78

Зашатался митрополит, прикрыл глаза. Василий поддержал его, позвал:

— Эй, люди!

В покои вбежали Лизута и Михайло Плещеев. Государь указал глазами на Варлаама:

— Помогите! Вишь, недомогает отче. Отведите в митрополичьи хоромы.

* * *

Великокняжеский воевода боярин Тучков третье лето сидит в Казани безвыездно при хане Шиг-Алее.

Почуяв приближение смерти, Мухаммед-Эмин упросил государя Московского Василия отпустить касимовского царька Шиг-Алея, внука Ахматова, на казанское ханство.

Новый хан, к неудовольствию беков и мурз, правил Казанской ордой так, как ему указывал московский боярин.

* * *

Прискакал в Москву атаман Фомка со своими казаками с вестью: атаман Дашкович с другими старшинами и атаманами затаили измену против Москвы. На деньги польстились.

Рассказал Фомка боярам и великому князю, что самолично видел, как получал Дашкович от людей польского короля кожаные мешки со злотыми за то, чтобы стоял Евстафий заодно с Сигизмундом против великого князя Московского.

А ко всему вступил ныне Дашкович в сговор с крымским ханом и пускает среди каневских и черкасских казаков всякие небылицы о великом князе и государе Московском. А чтобы куренные атаманы да старшины за ним тянулись, дал Евстафий им злотых. А больше всего другу своему, атаману Серко. Фомке тоже злотых предлагал, но он не взял и казаков своих отговорил. Сказал: «За тридцать сребреников не продамся и на Русь с оружьем не ходок. Крымцам и католикам в этом не товарищ».

Василий Фомку-атамана щедро наградил, дал денег и шубу со своего плеча, а казаков его куреня взял в свою службу и велел поселить на окраине Рязанской земли. Наказал великий князь вместе с ратными людьми беречь границы от крымцев.

* * *

Разбрасывая комья грязи, конь широким наметом нес Курбского по предрассветным улицам Москвы. Крупные капли дождя секли по лицу, затекали за ворот кафтана. Одежда промокла насквозь.

Князь Семен пожалел, что отказался ехать в крытом возке. Не стал дожидаться, пока холопы запрягут, поспешил. Хотелось застать инока Вассиана.

Только на рассвете стало известно Курбскому, что вчера, отслужив обедню, митрополит Варлаам сложил митрополичий сан и уехал в отдаленный северный монастырь. А сегодня утром увезут в Кирилло-Белозерскую обитель инока Вассиана с Максимом Греком.

Слышал князь Семен, что накануне у Варлаама с Василием спор произошел. Отказал митрополит великому князю в разводе. А тот унижал Варлаама, стращал.

Мчится конь. Вот уж и ворота монастырские нараспашку.

Зажав в руке котомку со скудными пожитками, Вассиан присел на край жесткого ложа, в последний раз обвел глазами темную келью.

Сколь лет прожито здесь? Думал, доживать в ней придется, ан нет, в Белозерский край уезжать. Туда же, в соседний монастырь, повезут и Максима.

К себе у Вассиана не было жалости, а о Греке печалился. Как приживется он в холодном краю? Тут, в Москве, где теплее, чем на Белоозере, и то недомогает Грек.

Устал Вассиан, уж нет теперь неистового борца с иосифлянами, а есть убеленный сединами немощный старец.

Вассиан поднял с пола котомку, опираясь на посох, вышел во двор. Рассвело, но дождь не унимался. Впряженные цугом, стояли наготове возки. Мокли кони, фыркали. Сыро. У переднего возка, надвинув капюшон на глаза, сутулясь, ждал Вассианова выхода Максим Грек. Не прячась от дождя, толпились сумрачные монахи. Служилые дворяне, наряженные сопровождать Вассиана с Греком до самого места, не слезали с седел, лениво переговаривались, поругивая погоду и еретиков-монахов.

Пригнувшись под перекладиной ворот, в монастырь на полном скаку ворвался князь Семен, осадил разгоряченного коня, спрыгнул наземь и, кинув повод караульному монаху, медленно приблизился к Вассиану. На миг забыв, что перед ним инок, сказал:

— Прости, князь Василий Патрикеев, что не могу помочь тебе в тот час, когда ты обиду терпишь. Ты за нас в заступ не таясь ходил, а мы покинули тебя.

Вассиан поднял голову. Большие, не по-стариковски синие глаза глянули на Курбского.

— Забудь, княже Семен. Инок я, не князь Патрикеев. То было давно. Государю Ивану Васильевичу было угодно отца моего и меня в монахи постричь и бояр да князей под себя забрать, а сын его Василий отцово доканчивает!

Вассиан поклонился сначала Курбскому, потом повернулся к монахам:

— Простите, братия.

И полез в возок.

— Гони! — в сердцах гаркнул десятник из дворян, и возок, жалобно заскрипев, тронулся.

Уже выезжая за ворота, Вассиан вдруг приподнялся, обернулся и, погрозив кому-то невидимому, прокричал:

— Во всем, во всем злые деяния иосифлян усматриваю! Не смиряйтесь!

* * *

— Улю-лю! Алля!

Гикали и свистели воины Сагиб-Гирея, гарцевали под стенами белокаменного казанского кремля.

— Эгей, казанцы! Хан Сагиб, брат единоутробный великому хану Магмет-Гирею, идет к вам! — кричал, потрясая бунчуком, татарский сотник. — Открывайте ворота, впускайте нового хана! Гоните Шиг-Алея с московским воеводой!

В ханский дворец сошлись беки и мурзы. Входили темники, рассаживались на ковре полукругом. Ждал Шиг-Алей, что скажут они. Те молчали, прятали глаза.

Но вот, нарушив тишину, заговорил темник Абдула:

— Хан Шиг-Алей, не вини нас, но мы не хотим биться с Сагиб-Гиреем. У нас нет силы.

— А что скажут другие темники? Ты, Назиб, и вы, Сабир и Берке? — тихо спросил Шиг-Алей.

— Мы ответим то же, что и Абдула, хан. У Сагиба больше воинов, чем у нас, — ответили в один голос темники.

Осмелели, заговорили беки и мурзы:

— Покинь город, Шиг-Алей, мы не станем драться из-за тебя.

— Уезжай вместе с боярином Тучковым к себе в Касимов, а мы отдадим Казань Сагиб-Гирею.

— Пусть Сагиб будет нашим ханом.

Напружинился Шиг-Алей, дождался, когда беки и мурзы выскажутся. Но не выдержал, вскочил. Затравленно озираясь, зашипел угрожающе:

— Яман! Собаки! Я уйду из Казани, но вы пожалеете об этом!

И, брызгая слюной, ругаясь, выбежал из дворца.

* * *

Великий князь обедню вытерпел до конца. Не хотелось обижать нового митрополита.

Горят, потрескивают в серебряных шандалах свечи, пахнет в соборе ладаном. Золотом отливает риза у митрополита Даниила.

Голос у него чистый и сильный, несмотря на преклонные годы.

Бывший игумен Волоцкого монастыря после Иосифа Даниил, став митрополитом, самолично, в угоду великому князю постриг Соломонию в монахини и отправил в монастырь.

Василий ждал от жены упорства, но Соломония ни слова не вымолвила, ни слезы не проронила. Послушно восприняла приговор митрополита. Лишь в час отъезда, когда навсегда покидала княжеские хоромы, сказала сквозь зубы:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация