— Когда они разъезжаются, мне очень хочется, чтобы в доме был малыш. Или вернуть их раннее детство. Чтобы никто не уезжал. Чтобы все оставались вместе.
«Алан женится скоро. Говорил мне, что ухаживает за девушкой в столице, намерения у обоих серьезные».
— У Алана все в порядке, и я за него спокойна. Но Ева и малыши… Брендон, с ними точно что-то происходит. И они не говорят мне ничего.
Она умолкает, вспоминая последний разговор с Этьеном. Известие о том, что Эвелин общалась с вудупанками, шокировало Элизабет. И то, что Брендон, который знал об этом, ничего ей не сказал, ее обидело.
«Почему мать обо всем узнаёт последней? — с горечью вопрошала она. — Да, я не знала, чем занимается Этьен помимо бизнеса! Да, я не читаю газет! Но почему мне никто не сказал, что моя дочь участвует в спиритических сеансах и обрядовых плясках?»
Брендон и Этьен успокаивали ее, Эвелин молча сидела в углу и ждала, пока все угомонятся. На рассказ отца о том, что случилось до ее рождения, Ева отреагировала горькой усмешкой: «Здорово. Я и не думала никогда, что я — чудовище». И все. Ни испуга, ни вопросов, вообще никаких эмоций. Словно ей сказали что-то будничное и совершенно не важное.
С того дня Эвелин стала напоминать матери тень. Спокойную, послушную, иногда улыбающуюся, но замкнувшуюся в себе полностью. Она помогала по хозяйству, играла с близнецами, ходила за покупками на рынок, но как Элизабет ни старалась, так и не сумела понять, что творится у дочери в душе.
— Помнишь, какой она была до отъезда в Нью-Кройдон? — спрашивает Элизабет, прислушиваясь к тиканью часов в прихожей.
«Помню. Амбиции, сумасшедшая любовь к Копперу, отказ от общения с подругами, ссоры каждый день…»
Элизабет прижимается щекой к волосам Брендона, обнимает его за плечи.
— Да. Если подумать, она так бурно реагировала на любые мелочи. А сейчас, когда произошло нечто более значимое, она ведет себя так, будто ничего не случилось. Погрохотала мебелью в своей комнате, когда уехал Этьен, и все. Может, помирятся еще? Неплохой же парень, хоть мне и кажется, что опасный.
«Опасный. Он это сам понимает. Потому и ушел. Я разговаривал с ним вчера. Он позвонил мне в контору и извинился за то, что уехал, не попрощавшись. Мы встретились во время обеденного перерыва, посидели и побеседовали по-мужски. Что бы Эвелин ни говорила, он любит ее. Развалил организацию, на доход от которой существовали три городские мастерские для перерожденных, театр и несколько клубов. Сказал, что должен много работать, так как содержание их теперь полностью легло на его плечи».
— Бедняга, — вздыхает Элизабет.
Брендон покидает уютное кресло, подходит к окну, открывает его. Вечерняя прохлада постепенно проникает в комнату. Ветерок, качающий занавеску, пахнет океаном.
«Этьен просит не разлучать младших, — продолжает Брендон. — Говорит, что понимает причины их странного поведения и готов попытаться что-то с этим сделать».
— Как? — настороженно спрашивает Элизабет.
«Близнецы к нему очень привязались. Мне это странно, обычно они плохо контактируют с чужими. Видимо, Легран действительно нашел к ним ключик. Он попросил разрешения видеться с ними время от времени. Сказал, что может преподавать им языки, математику и физику, если мы согласимся. Я не против».
Элизабет залезает на стул, открывает дверцы стенного шкафа, достает большую деревянную шкатулку, спускается и садится с ней на диван. Откидывает резную крышку, выкладывает рядом с собой вязанные крючком младенческие пинетки и перехваченные лентой исписанные блокноты.
— Смотри, красные, вот эти — Эвелин. Помнишь, она постоянно тянула ноги в рот? Мама думала, что мне не хватает молока и дочка голодная. А по-моему, ей просто нравилось кусать башмачки. А вот эти пинетки — Алана. Вторую я довязывала уже после его рождения. Видишь, они немного по цвету отличаются? А это — Сибил и Уильяма. Смотри, они меньше всех.
«Младшие до года их носили, да, — нежно улыбается Брендон, касаясь крошечных вещей. — Элси, я вот уже двадцать один год счастлив. У нас семья. Все получилось. У нас прекрасные дети».
— Я чувствую угрозу, родной. Как в то время, когда носила Еву. Еще в Монтрё — тогда за нами приехали. И позже, когда рожала близнецов, ощущала нечто похожее.
«Ты же чуть не умерла вместе с ними, — мрачно кивает Брендон. — Потому и предчувствовала такое».
— Сейчас иное. Этьен сказал, что у нас не могло быть обычных детей. Я присматриваюсь к Еве, к младшим и понимаю, что он прав. Я люблю их по-прежнему, ничуть не меньше, но… Я предчувствую что-то страшное. И не знаю, чего я жду, милый.
«Успокойся. Ты накручиваешь себя из-за того, что у старшей не сложилось с парнем. Этьен всего лишь теоретик, мало ли, что он думает. За младшими я никаких странностей не замечаю, обычные ранние подростки, слишком много времени проводящие друг с другом. Алан — совершенно нормальный, беспроблемный юноша. Ева… вот Ева — да. Но она поклялась не подходить к оккультным знаниям на пушечный выстрел и держать себя в руках».
— Прислушайся, — просит Элизабет.
Брендон поднимает голову, замирает. Тихо. Лишь тикают в прихожей старинные часы, и шелестит на ветру листва миндального дерева за окном.
«Тишина».
— Именно. Ева спит, последние дни она ложится сразу, как поужинает. Это нормально? Сибил и Уильям еще не собрались ко сну, они сидят и читают. Не шумят, не бегают по лестнице, не устраивают погром и беспорядок. А когда они только приехали, вспомни, какой гам стоял в доме. Сейчас эти трое напоминают тени, Брендон.
«Младшим мы запретили…»
— Они слушаются. При мне ни разу не коснулись друг друга. Сибил вчера позволила Еве вплести в волосы ленту. Просто позволила. Ни радости, ни интереса. Даже в зеркало не взглянула после. Сказала, что я теперь точно не буду их с братом путать, и ушла читать. Брендон, что с ними? Они ведут себя так, словно живут в тюрьме.
«Близнецам трудно понять, что они взрослеют. Я тоже не думал, что они настолько тяжело это воспримут».
Элизабет убирает детские вещи обратно в шкатулку, со вздохом закрывает крышку.
— Пойду уложу младших.
«Ты им разрешила спать вместе?» — хмурится Брендон.
— Да, но я сама буду на соседней кровати.
«Элизабет, это неправильно! Если мы что-то решили, нельзя менять тактику!»
Она трет усталые глаза ладонью, развязывает на шее Брендона шелковую косынку. Расстегивает пуговицы на рубашке.
— Папа тоже устал и идет спать. Мама дожидается, когда уснут детки, и возвращается к папе. И не маши на меня руками, родной. У меня не получится каждую ночь заматывать Сибил в простыню, чтобы она не вырвалась и не убежала. Уильям до утра плачет, как это можно выдержать? Нет, Брендон. Пусть будут вместе, я прослежу, чтобы они не… не…
Она краснеет, запинается, вздыхает и смотрит на Брендона с отчаянием. Он кивает, показывая, что понял и все в порядке.
