– Благодарю, – голос с воя перешел
на шелест. – Это конфиденциально. Я протелефонирую потом.
– Прошу рюбить и дзяровать, –
вежливо сказал Маса и повесил трубку.
Плохие дела, совсем плохие. Господин третью
ночь без сна, госпожа тоже не спит, все молится – то в церкви, то дома, перед
иконой. Она всегда много молилась, но столько – никогда. Всё это кончится очень
плохо, хотя, казалось бы, куда уж хуже, чем сейчас.
Вот нашел бы господин того, кто убил Тюри-сан,
кто зарезал Соньку-сан и Палашу. Нашел бы и сделал верному слуге подарок –
отдал бы Масе этого человека. Ненадолго – на полчасика. Нет, лучше на час…
За приятными мыслями время летело незаметно.
Часы пробили одиннадцать. Обычно в соседних домах в это время уж давно спят, а
сегодня все окна светились. Такая ночь. Скоро по всему городу загудят колокола,
потом в небе затрещат разноцветные огни, на улице станут петь и кричать, а
завтра будет много пьяных. Пасха.
Не сходить ли в церковь, постоять вместе со
всеми, послушать тягучее, басистое пение христианских бонз. Все лучше, чем
одному сидеть и ждать, ждать, ждать.
Но ждать больше не пришлось. Хлопнула дверь,
раздались крепкие уверенные шаги. Господин вернулся!
– Что, один горюешь? – спросил
господин по-японски и легонько коснулся Масиного плеча.
Такие нежности меж ними были не заведены, и от
неожиданности Маса не выдержал, всхлипнул, а потом и вовсе заплакал. Влаги с
лица не вытирал – пусть течет. Мужчине слез стыдиться нечего, если только они
не от боли и не от страха.
У господина глаза были сухие, блестящие.
– Не всё у меня есть, что хотелось
бы, – сказал он. – Думал с поличным взять. Но ждать больше нельзя.
Времени нет. Нынче убийца еще в Москве, а потом ищи по всему свету. У меня есть
косвенные улики, есть свидетельница, которая может опознать. Довольно. Не
отопрется.
– Вы берете меня с собой? – не
поверил своему счастью Маса. – Правда?
– Да, – кивнул господин. –
Противник опасный, а рисковать нельзя. Может понадобиться твоя помощь.
Снова зазвонил телефон.
– Господин, звонил какой-то человек. По
секретному делу. Не назвался. Сказал, позвонит еще.
– Ну-ка возьми вторую трубку и попробуй
понять, тот же самый или нет.
Маса приставил к уху металлический рожок,
приготовился слушать.
– Алло. Нумер Эраста Петровича Фандорина.
У аппарата, – сказал господин.
– Эраст Петрович, это вы? –
проскрипел голос, тот же самый или другой – непонятно. Маса пожал плечами.
– Да. С кем имею честь?
– Это я, Захаров.
– Вы?! – крепкие пальцы свободной
руки господина сжались в кулак.
– Эраст Петрович, я должен с вами
объясниться. Я знаю, все против меня, но я никого не убивал, клянусь вам!
– А кто же?
– Я вам все объясню. Но только дайте
честное слово, что придете один, без полиции. Иначе я исчезну, вы меня больше
не увидите, а убийца останется на свободе. Даете слово?
– Даю, – без колебаний ответил
господин.
– Я вам верю, ибо знаю вас как человека
чести. Можете меня не опасаться, я вам неопасен, да и оружия при мне нет. Мне
бы только объясниться… Если все же опасаетесь, прихватите вашего японца, я не
возражаю. Но только без полиции.
– Откуда вы знаете про японца?
– Я про вас много что знаю, Эраст
Петрович. Потому и верю только вам… Сейчас же, немедля, отправляйтесь на
Покровскую заставу. Найдете там на Рогожском валу гостиницу «Царьград», такой
серый дом в три этажа. Вы должны приехать не позднее, чем через час.
Поднимайтесь в 52 нумер и ждите меня. Убедившись, что вы, действительно, пришли
только вдвоем, я поднимусь к вам. Расскажу всю правду, а там уж судите, как со
мной быть. Я подчинюсь любому вашему решению.
– Полиции не будет, слово чести, –
сказал господин и повесил трубку.
– Всё, Маса, теперь всё, – сказал
он, и лицо у него стало чуть менее мертвым. – Будет взятие с поличным. Дай
мне крепкого зеленого чаю – опять ночь не спать.
– Что приготовить из оружия? –
спросил Маса.
– Я возьму револьвер, больше мне ничего
не понадобится. А ты бери, что хочешь. Учти: этот человек – чудовище. Сильное,
быстрое, непредсказуемое. – И тихо добавил. – Я решил и в самом деле
обойтись без полицейских.
Маса понимающе кивнул. Без полицейских в таком
деле, конечно, лучше.
* * *
Признаю свою неправоту, не все сыскные
безобразны. Этот, например, очень красив.
Сладко замирает сердце, когда я вижу, как
сужает он круги, подбираясь ко мне. Hide and seek
[6]
.
Такого неинтересно раскрывать миру – снаружи
он почти столь же хорош, как внутри.
Но можно поспособствовать его просветлению.
Если я в нем не ошибаюсь, он человек незаурядный. Он не испугается, а оценит. Я
знаю, ему будет очень больно. Сначала. Но потом он сам меня поблагодарит. Как
знать, не станем ли мы единомышленниками? Мне кажется, я чувствую родственную
душу. А может быть, целых две родственных души? Его слуга-японец происходит от
народа, который понимает истинную Красоту. Высший миг бытия для жителя этих
далеких островов – раскрыть перед миром Красоту своего чрева. Тех, кто умирает
этим прекрасным способом, в Японии чтут как героев. Вид дымящихся внутренностей
там никого не пугает.
Да, нас будет трое, я это чувствую.
Как же опостылело мне одиночество! Разделить
бремя ответственности на двоих или даже на троих – это было бы несказанным
счастьем. Ведь я не божество, я всего лишь человек.
Поймите меня, господин Фандорин. Помогите мне.
Но сначала нужно открыть вам глаза.
Скверный конец скверной истории
9 апреля, светлое воскресенье, ночь
Цок-цок-цок, весело отстукивают кованые копыта
по булыжной мостовой, мягко шуршат резиновые шины, плавно качают стальные
рессоры. Празднично катит Декоратор по ночной Москве, с ветерком, под радостный
перезвон пасхальных колоколов, под пушечную пальбу. На Тверском иллюминация,
горят разноцветные фонарики, а по левую руку, где Кремль, небо переливается
всеми оттенками радуги – фейерверк там, пасхальный салют. На бульваре людно.
Голоса, смех, бенгальские огни. Москвичи раскланиваются со знакомыми, целуются,
где-то даже хлопнула пробка от шампанского.
