— Клод, это месье Пейсли из Нью-Йорка. — Двое мужчин сдержанно поклонились друг другу. — Он будет заново оформлять большую гостиную, а сейчас хочет уточнить размеры и подобрать краски, чтобы составить смету для Денуайе.
— Ah bon? — На приветливом лице Клода появилось удивленное выражение. — А мне хозяева ничего не говорили.
— Нет? Очень странно. — Андре изобразил работу мысли, а потом пожал плечами: — Ну, это не проблема. Давайте позвоним им.
Он повернулся с Сайресу и повторил все сказанное по-английски. Тот сразу же понял, что от него требуется. — Думаете, стоит звонить? — спросил он, взглянув на часы. — Там сейчас три ночи, а вы же знаете, как Бернар не любит, когда его будят.
Андре перевел все это Клоду и добавил:
— К сожалению, во второй половине дня у месье Пейсли назначена важная встреча в Париже. Он может осмотреть комнату только сейчас.
За этим последовало непродолжительное молчание. Андре ждал, затаив дыхание. Клод подумал, посмотрел на свои часы, словно надеялся найти там ответ, и наконец пожал плечами:
— С'est pas grave.
[25]
— Он взял невидимый телефон и поднес его к уху. — Позвоню месье Денуайе попозже. Проходите, — кивнул он, и они прошли.
Клод провел их через прохладный холл и распахнул двойные двери гостиной. В длинной комнате с высокими потолками было темно, и им пришлось подождать, пока слуга с нарочитой, как показалось Андре, неторопливостью раздвинет тяжелые шторы и откроет жалюзи. В комнату хлынул поток солнечного света, и он сразу же узнал декоративный кирпич вокруг камина, стены блекло-персикового, словно выгоревшего оттенка, тщательно расставленную, немного вычурную мебель, обюссонский ковер на полу, книги и безделушки на низеньких столиках. Все здесь было так же, как год назад. Точно так же.
— Это же просто чудо! — Сайрес вошел в комнату, аккуратно сложил свои образцы на диванчик и восхищенно всплеснул руками. — Божественные пропорции, такое изысканное освещение и часть мебели в самом деле хороша. — Он замер, постукивая ногой по мраморному полу. — Правда, эти кирпичи мне не слишком нравятся, а про портьеры я вообще лучше промолчу. Но у комнаты, несомненно, есть возможности. Прекрасные возможности.
Андре почти не слушал Пайна. Весь его оптимизм моментально улетучился, и на смену пришло мрачное разочарование. Он не отрываясь смотрел на картину над камином, а «Женщина с дынями» в упор смотрела на него. Даже рама была той же самой. Они зря потратили время.
Клод, сложив руки на груди, стоял у двери и явно не собирался оставлять их вдвоем. Андре постарался скрыть свое огорчение.
— Чем я могу помочь? — спросил он у Сайреса.
— Не могли бы вы записывать, пока я буду работать? Большое спасибо.
Голос Пайна не выражал никаких эмоций. Наверное, он владел своими чувствами лучше, чем Андре.
— Я полагаю, — продолжал Пайн, — что главное цветовое пятно комнаты — этот великолепный Сезанн. Значит, все остальное будем подбирать именно к нему. Ткани, цвета, краски — все должно соответствовать картине. С нее и начнем. Подойдите поближе.
Захватив охапку образцов, он встал перед камином и, задрав голову, принялся пристально разглядывать картину. Время от времени он подносил к ней какой-нибудь кусок ткани, а потом диктовал Андре его номер, а тот послушно записывал его в блокнот. Та же история повторилась и с образцами красок, а потом Сайрес проделал все во второй и в третий раз, словно не в силах сразу прийти к решению. Казалось, он заворожен картиной и никак не может отойти от нее. Все это продолжалось два часа. Скучающий Клод так и стоял у них над душой, а настроение Андре ухудшалось с каждой записанной в блокнот бесполезной цифрой.
Ближе к полудню Пайн снял несколько размеров и в последний раз взглянул на картину.
— Думаю, я видел достаточно, — заявил он. — Вы все правильно записали? — Не дожидаясь ответа Андре, он подошел к Клоду, энергично потряс тому руку. — Désolé.
[26]
, что мы заставили вас так долго ждать, уважаемый. Вы были очень любезны. Огромное вам спасибо. Merci, merci. Vive lа Frапсе!
Клод в недоумении оглянулся на Андре, тот тоже выразил ему благодарность и пошел к машине. До ворот они с Пайном ехали молча. Только когда вилла скрылась из виду, Андре свернул на обочину и затормозил.
— Сайрес, даже не знаю, что сказать! Удивляюсь, как вы смогли доиграть весь этот спектакль. — Он сокрушенно покачал головой. — Мне ужасно жаль. Вы были великолепны, и от этого мне еще хуже.
— Вы жене могли знать наперед, милый юноша. А ведь картина-то — подделка.
— Как?!
— Великолепная подделка. Я совершенно уверен. — Пайн с усмешкой наблюдал за тем, как лицо Андре расплывается в счастливой улыбке. — Ну, хватит стоять. Поехали.
— Куда?
— Нас ждет ланч, юноша. Ланч.
* * *
На свете имеется не так уж много мест более приятных для ланча, чем открытая терраса ресторана «Вуаль Д'Ор», заставленная горшками с геранью и нависающая прямо над портом Сен-Жан-Кап-Ферра. Сайрес даже мурлыкал от удовольствия, когда усаживался за столик в тени старой оливы. Андре сумел удержаться от вопросов, пока они изучали меню и заказывали бутылку розового вина, но в конце концов любопытство взяло верх.
— Как вы узнали, что это подделка?
— А? Жареные crevettes
[27]
— это, наверное, неплохо — как вы думаете?
— Сайрес, ну перестаньте! Как вы узнали?
— Ну, думаю, это результат того, что много лет я очень пристально вглядывался в подлинного Сезанна: за то время, что я работаю в этом бизнесе, мне несколько раз доводилось иметь дело с его картинами. Глаз постепенно привыкает. Вы были на его выставке в Филадельфии в прошлом году? Я провел там два дня и все время смотрел, смотрел. Чудесный мастер. А вот и наш кормилец!
Подошедший официант откупорил бутылку и, приговаривая что-то про румянец юной девушки, разлил по бокалам дымчато-розовое вино. Выслушав заказ, он одобрительно кивнул и поспешил на кухню.
Сайрес поднял бокал к солнцу и полюбовался, прежде чем попробовать.
— Нет на земле места лучше, чем Франция, — вздохнул он. — Так на чем я остановился?
— На Филадельфии.
— Ну да. Я просто пытался объяснить, что глаз должен присмотреться к почерку художника, к его палитре, контрастам света и теней, перспективе, приемам композиции, к его кисти, наконец, а она может быть быстрой или медленной — все это не менее характерно, чем подпись на полотне. Уверен, что и у фотографов происходит то же самое. Вы ведь, наверное, сразу отличите подлинного Аведона от имитации. — Он улыбнулся. — Или, например, настоящего Келли от подделки.
