– Новое куплю, – первым наполнил ее бокал Ромашов.
«Что происходит? – с удивлением думал Журавушкин. – Прямо, семейная идиллия! Даша ведет себя, как хозяйка. Неужели?…»
Василиса Петровна выглядела довольной. Фима Раевич был, как всегда, погружен в себя. Когда настал черед подарков, Даша мигом привела его в чувство:
– Ефим Иванович! Давайте вашу книгу!
– Почему ты решила, что это книга? – удивленно спросил тот.
– О, Господи! Трудно было догадаться!
– В самом деле, книга! – рассмеялся Раевич, доставая из-под стула, на котором сидел, объемный сверток. – Это очень редкая книга, антиквариат. Из моей личной коллекции.
– Давайте сюда! – нетерпеливо сказала Даша, забирая у него сверток. – Потом посмотрю. Андрей, а ты мне что подаришь? – замирая, спросила она.
Ромашов с улыбкой достал из-за пазухи бархатный футляр.
«Пока не кольцо», – с облегчением подумал Журавушкин, глядя, как Андрей Георгиевич вынимает из футляра браслет с бриллиантовой подвеской. Даша завизжала от восторга и захлопала в ладоши.
– Надень! – сказала она, протянув тонкую руку.
Ромашов все с той же непроницаемой улыбкой надел девушке браслет. Журавушкин, смущаясь, протянул приготовленный сверток. Слава богу, подарок выбирала Галина. Видимо, она заранее узнала, что хочет Даша, потому что дизайнерской сумке та обрадовалась.
– Ой! Какая прелесть! Спасибочки!
В общем, именинница осталась довольна. Шампанского Журавушкин не пил, за рулем сегодня был он. Улучив минутку, он отозвал Ромашова в сторонку.
– Завтра встречаемся за час до заседания. Вы готовы?
– Разве меня будут мучить уже завтра? Я ведь свидетель защиты.
– Но вы же не пропустите ни одного заседания?
– Нет, конечно. За час мы с Фимой будем на месте, – заверил Ромашов.
– Скажите, вы что, теперь помолвлены с Дашей? – не удержался Журавушкин.
– С чего вы это взяли?
– Она ведет себя как… Соответственно.
– У нее сегодня день рождения, – непроницаемо улыбнулся Ромашов. На глаза упали огромные ресницы-шторы. – Я не делаю ничего сверх того, что положено.
– Браслет, случайно, не Настин?
– А вы правы! – рассмеялся Андрей Георгиевич. – Подарок предназначался ей! По случаю ее беременности. Но я не успел подарить браслет. К тому же, и беременность оказалась ложной. Так что я с чистым сердцем отдал браслет Даше. Вы видели, как она обрадовалась?
– Я вижу, что она наследует Насте, – сердито сказал Журавушкин. – Андрей Георгиевич, опомнитесь! Вы сказали, что ошибок не повторяете. У вас огромная разница в возрасте, Даша вас не любит, она вас использует. Я случайно подслушал ее разговор с бабушкой. Даша так и сказала, что вы для нее старый, и если она и выйдет за вас, то лишь из-за денег, и разведется, как только получит свое.
– Ай-яй-яй! Подслушивать нехорошо. Аркадий Валентинович, любезный, я не делаю ничего сверх того, что положено по регламенту, – повторил актер. – Да, многие Настины вещи мне пригодились. К примеру, сейф. Я даже перенес его в свой кабинет из бывшей Настиной комнаты.
– Зачем? – удивился Журавушкин.
– Представляете, мне подарили настоящее оружие! – развел руками Ромашов. – Боевой пистолет!
– Кто подарил?! Зачем?!
– Почем я знаю? – пожал плечами Андрей Георгиевич. – Я снимался в сериале, играл боевого офицера, командира отряда. Мне по роли пришлось совершать такие подвиги, что я теперь просто супергерой! – с иронией сказал он. – Съемки проходили на Кавказе, так вот тамошний начальник МВД оказался моим горячим поклонником. И мне подарили именное оружие. Я понимаю, что не заслужил, но разве можно отказываться от подарка, тем более на Кавказе? Это же кровная обида! Пришлось взять. Теперь пистолет лежит в сейфе.
– Под замком, надеюсь?
– А как же? Хотите взглянуть?
– И не собираюсь! – сердито сказал Журавушкин. – Вы бросьте это, Андрей Георгиевич! В вашем доме оружие, коли уж оно есть, обязательно стреляет! А это не шутки! Боевой пистолет!
– Что вы со мной, как с ребенком? – обиделся Ромашов. – Вы лучше скажите: ждут нас завтра сюрпризы со стороны государственного обвинителя? К чему мне готовиться-то?
– Ждать надо самого плохого, но надеяться на лучшее. В нашем с вами случае на чудо. У обвинения сильная позиция. Будем защищаться!..
Первым сюрпризом стал приезд Настиной матери. Журавушкин сразу понял, кто эта женщина в темном платье, которая испуганно озирается по сторонам и судорожно комкает в руке несвежий носовой платок. Темные корни отросших волос выглядели неопрятно, лицо обрюзгло, а вялый рот, уголки которого скорбно опустились вниз, ярко накрашен морковного цвета помадой. У этой женщины не было ничего общего со стильной красавицей Стейси Стюарт, тем не менее: это оказалась ее мать.
Обвинительное заключение прокурор зачитал в гробовой тишине. Журналисты, которым разрешили присутствовать, отложили блокноты и фотокамеры, прекрасно зная, что все самое интересное только начинается. И не ошиблись.
Потом прокурор приступил к допросу своих свидетелей. Настина мать поднялась на свидетельскую трибуну.
– Она была хорошей девочкой, – всхлипнула женщина и промокнула глаза носовым платком, который не выпускала из рук.
На вид ей было хорошо за сорок, и Журавушкин с удивлением узнал, что на самом деле – тридцать восемь!
– В десятом классе залетела, – простодушно пояснила Антонина Васильева. – А что? Бывает… Глупая была. Образования потому и не получила. Какое образование, когда дите? Плохо мы с мужем жили. Он меня ругал по-всякому, чаще по-матери, бывало, что и бил. Говорил: дура, мол, залетела. А я что? Терпела, терпела, а потом… – Васильева махнула рукой. – Развелась, в общем. Выгнала его из дома. И вот теперь я совсем одна-а-а… – женщина зарыдала.
– Принесите воды потерпевшей, – попросила судья у пристава.
Журавушкин вскинулся: потерпевшей?! Хотя, да. Антонина Васильева потеряла единственную дочь.
– У меня вопрос к свидетельнице, – привстал он.
– Задавайте, – кивнула судья.
– Скажите, а как Настя училась? – как можно мягче спросил Журавушкин.
– Ну, звезд с неба она не хватала, – призналась Васильева, выпив воды и вытерев слезы. – Нормально училась. Когда пять, а когда и пару притащит.
– А чаще двойка или пятерка?
– Отличницей моя девочка не была, это правда. Но чего уж теперь-то об этом говорить? Дело прошлое.
– Значит, высшее образование она не собиралась получать. Но вы правы: не в этом суть. А были у нее конфликты с учителями? С ровесниками?
– Возражаю, ваша честь! – вмешался прокурор. – К делу это отношения не имеет!
