По советам специалистов я делаю следующее:
• Разгадываю кроссворды (некоторые исследования доказывают, что, разгадывая кроссворды, можно отсрочить ослабление умственных способностей). Каждое утро я разгадываю на своем компьютере кроссворд New York Times. Или несколько слов из него. Наряду с шоколадом и дневным сном кроссворды попали в мой список полезных слабостей. Поймав на себе косой взгляд Джули («Я думала, ты так занят…»), я говорю: «Это для мозга!»
• Играю в логические игры. Я загрузил на iPhone якобы научную игру Brain Challenge. У вас есть Тренер – мускулистый человечек в белом халате ученого, который устраивает разнос, если вы решаете задачки недостаточно быстро: «Что с тобой сегодня? Ты сам на себя не похож». Я удалил игру. Не хочу, чтобы меня бранила кучка пикселей.
• Я предпочитаю головоломки, которые придумывает мой сын Лукас. Это вариант игры «Что лишнее?» Сложность в том, что Лукас предлагает не три или четыре предмета, а всего два. Он спрашивает меня: «Что лишнее: стул или помидор?» – «Стул?» – предполагаю я. «Нет, помидор». Это посильнее коана
[142]
.
• Занимаюсь математикой. Я беру одну из самых популярных книг в этом жанре – Train Your Brain
[143]
Рюты Кавасимы. Автор предлагает вам каждый вечер решать простые уравнения. Вам обещают, что «поступление кислорода, крови и различных аминокислот в префронтальную кору» приведет к образованию «нейронов и связей между нейронами, что характерно для здорового мозга». Уравнения оказались такими простыми даже для тупицы вроде меня, что я не могу не гордиться собой, особенно после того, как за шесть недель сократил время их решения на пятнадцать секунд. Во время занятий мне нравится громко дышать, будто я не решаю задачи, а разрабатываю широчайшие мышцы на тренажере. Это позволяет мне чувствовать себя мужественным.
• Учу стихи наизусть. В книге The Brain That Changes Itself
[144]
Норман Доидж утверждает, что заучивание наизусть, как в школе XIX века, приносит неожиданную пользу. «Когда школьники учили стихи наизусть, это улучшало их речевые навыки», – поясняет Доидж, когда я обращаюсь к нему за консультацией. Я читаю сыну «Алису в стране чудес», поэтому следующие несколько дней уходят на заучивание «Папы Вильяма»
[145]
. Мне нравится любое стихотворение, где «кашей» рифмуется с «папашей».
• Всегда готов к бою. Может, ученые имели в виду не это. Но получается именно так. В одной из книг о мозге было сказано, что один из лучших способов сохранить остроту ума – спорить. Теперь я всегда ищу повод. Только сегодня я трижды вступил в перепалку с Джули. Из-за очереди в Netflix, использования полотенец и хранения яблочного сока в холодильнике (я считаю, что его нужно убрать с глаз долой, потому что сок могут увидеть дети, а в нем слишком много сахара).
Вчера Джули пересказала мне статью о незаконной охоте на певчих птиц в Европе.
– Разве не ужасно? – спросила она.
– Да, – согласился я, но затем увидел возможность для спора: – Однако позволь спросить: разве это ужаснее, чем убивать индюшек или кур и есть их мясо?
– Значит, ты на стороне охотников.
– Нет, я просто спрашиваю: почему я должен сильнее сочувствовать певчим птицам? Потому что они красивы и хорошо поют? Это несправедливо по отношению к некрасивым птицам.
И я разразился тирадой о том, что для нас нормально есть мясо некрасивых животных: коров и индюшек. Но прекрасное создание вроде лошади или лебедя оказывается в привилегированном положении. И мы так же ужасно относимся к некрасивым людям. Исследования показали, что родители реже наказывают красивых детей.
Но Джули уже меня не слушает, и мне приходится бегать за ней по кухне, пока она убирает тарелки и стаканы.
• Пробую новое. На этот счет существует теория, что мозг похож на лыжный склон. Чем чаще вы делаете что-то одним и тем же способом (например, обходите магазин, начиная с левого ряда), тем глубже колея. Возникающие при этом нейронные связи можно описать прекрасной, похожей на тост фразой: «Часто вместе – навсегда вместе».
Если вы хотите, чтобы ваш мозг оставался гибким и открытым новым идеям, следует исключить механические, повторяющиеся действия. В книге Keep Your Brain Alive
[146]
приводятся десятки упражнений, которые позволят вашему мозгу встряхнуться. Я чистил зубы левой рукой (безумие!), возвращался из аптеки другой дорогой (супербезумие!), съедал сначала десерт, потом закуски (мне пора в сумасшедший дом). Нет, я не хочу сойти с ума. Во всех этих упражнениях есть действительно что-то необыкновенное. Они побуждают задуматься.
По иудейской традиции в шабат нужно делать все не так, как в остальные дни недели. Я общался с ортодоксальной иудейкой, которая рассказывала мне, что, выполняя это правило, она даже губы красит не как обычно, а против часовой стрелки. И это заставляет ее задуматься, каким приятным может быть процесс нанесения помады.
Конечно, постоянно думать о том, что делаешь, слишком утомительно. Для баланса нужно немного рутины. И есть еще одна опасность. Когда Джули узнала о моем стремлении к новому опыту, она воспользовалась этим безжалостно и в полной мере.
– Мы идем в Momofuku, – сказала она, имея в виду модный ресторан, который я избегал. – Знаю, там шумно, но ты никогда там не был. Ты должен туда пойти. Ради своего мозга.
Тестируем мозг
Я решил обратиться за профессиональной помощью. В Центре ресурсов головного мозга на Верхнем Вест-Сайде мне обещают, что с их помощью мой мозг достигнет максимума своих возможностей.
В четверг утром я встречаюсь с доктором Камраном Фаллапуром, 48-летним нейробиологом, легкий акцент которого выдает в нем выходца из Ирана.
Сначала, объясняет он, мы должны оценить мой мозг. Понять, чего он стоит.
Несколько минут спустя я сижу в просторной светлой комнате со странной конструкцией на голове: потеки липкого геля, напоминающее летный шлем Амелии Эрхарт резиновое приспособление, из которого торчат десятки электродов, а сверху – белая сетка для волос.
Эта конструкция создана для того, чтобы отслеживать мозговые волны и движения глаз в течение трех часов, которые я проведу за интеллектуальными играми и тестами. Доктор Фаллапур приглушил свет. Я натягиваю наушники и внимательно смотрю на экран компьютера.
