Тем более для полета в Сундсваль шведской авиакомпанией. Так написано в конституции. Но куда там. Потом внезапно появляются двое таких, – сказал Седерман и кивнул в сторону Стигсона. – Поэтому никакого Сундсваля не получилось.
– Печально. – Альм покачал головой. – И все из-за террористов.
– Чушь, – возразил Халвар Седерман. – По-твоему, я очень похож на Усаму бен Ладена?
– Не особенно, – подтвердил Альм. – Но…
– Тогда я решил для себя, – перебил его Седерман, – отплатить той же монетой. Если бы ты и твои коллеги нашли любую ерунду, указывающую на то, что именно я забил насмерть Калле Даниэльссона, ты не сидел бы у меня дома и не болтал о моем алиби. Тогда я оказался бы у вас. Не в первый раз оказался, но это же тебе наверняка известно.
– Почему ты считаешь, что его избили до смерти? – спросил Альм. – Есть ведь другие способы отправлять людей на тот свет.
– Насколько я слышал, кто-то разбил ему голову крышкой от кастрюли, – сказал Седерман.
– И кто это говорил? – поинтересовался Альм.
– Я дам тебе подсказку, – усмехнулся Седерман. – Здесь прошла вся моя жизнь. Пока живу здесь, я болтался в Солвалле и в Росунде, не вылезал из местных кабаков семь дней в неделю. Я продавал полицейским машины, а также бытовую технику и телевизоры. Я перевозил их барахло, когда бабы выгоняли их из дома или когда они находили новых дамочек. Я всегда давал им обычные скидки. Как много твоих коллег из участка в Сольне я, по-твоему, знаю?
– Достаточно, – сказал Альм.
– Поэтому, боюсь, мы здесь не продвинемся особенно далеко. Не я убил Калле. Зачем мне это делать? Он, конечно, был не подарок, но кто из нас ангел, и, пожелай я грохнуть его, мне не понадобилась бы крышка от кастрюли. Кроме того, у меня есть алиби, но, поскольку мне не нужно рассказывать, в чем оно заключается, я и не собираюсь этого делать. Но если ты и тебе подобные сумеете договориться, чтобы я прокатился в Сундсваль без необходимости показывать паспорт, добро пожаловать назад. Тогда мы сможем поболтать как люди.
Седерман стоял на своем. И хотя Альм проболтал с ним еще полчаса, дальше они не продвинулись. Когда они сидели в автомобиле на пути домой к Гримальди, Стигсон воспользовался случаем, чтобы отвести душу.
– Это же оскорбление сотрудника при исполнении, – возмутился он. – Обзывать кого-то обезьяной.
– Шимпанзе, – уточнил Альм и вздохнул. – Это я сказал – обезьяна.
– Да, но мы же коллеги, – сказал Стигсон и удивленно посмотрел на него. – Это же другое дело.
– Ты не думал поменять прическу? – спросил Альм по какой-то причине.
– Нам стоило забрать чертова старика в кутузку и допросить с пристрастием, – сказал Стигсон, пропустив его слова мимо ушей.
– Если ты действительно так думаешь, я предложил бы тебе поменять работу, – сказал Альм.
Гримальди оказался полной противоположностью Седерману. Ответил по телефону, когда они позвонили, и назначил время. Открыл дверь после второго сигнала, протянул для приветствия руку и пригласил их войти в его опрятную квартиру.
Они расселись на диване и креслах в гостиной. И, как и положено человеку с его корнями, хозяин дома предложил им минеральную воду, лимонад, итальянский кофе, аперитив. А может, господа полицейские предпочтут бокал красного вина? Он открыл бутылку к обеду, и большая часть еще там осталась, поэтому никаких лишних хлопот.
– Спасибо, но мы ненадолго, – сказал Альм.
Чем Гримальди занимался в среду вечером неделю назад, когда его хорошего друга Карла Даниэльссона убили дома в собственной квартире? Всего лишь в полукилометре от жилища самого Гримальди.
– Я не помню, – пожал плечами Гримальди. – Наверное, был здесь. Я сейчас главным образом сижу дома.
– Ты не помнишь, – повторил Альм.
– Я должен объяснить, – сказал Гримальди.
Год назад у него диагностировали болезнь Альцгеймера в ранней стадии. С тех пор он принимал препараты на основе брома. Но, несмотря на них, его память, относительно недавних событий, резко ухудшилась за последние месяцы. Если они хотят поговорить с его врачом, то им следует позвонить в поликлинику Сольны. Сам он забыл его имя. Рецепт и таблетки у него, однако, остались. Стояли в шкафчике в ванной, и их, естественно, можно было посмотреть.
– А тебе не приходило в голову постоянно вести какие-то записи, сделать что-то вроде дневника, – предложил Альм.
Нет, об этом он как-то не подумал. А если ему кто-то и подбрасывал раньше такую идею, он наверняка забыл о ней тоже. Просто сидел и размышлял, почему перед ним бумага и он держит ручку в руке.
– И нет никого рядом с тобой, кто, как тебе кажется, мог бы знать подобное? – спросил Альм. – Ну, чем ты занимался в тот или иной день, – пояснил он.
– К счастью, нет, – сказал Гримальди и улыбнулся дружелюбно. – К счастью, я совершенно один в этой жизни. Кто захотел бы напрягать любимого человека ради такого, каким стал я.
Дальше они не продвинулись. А идя к выходу, заглянули в шкафчик у него в ванной, переписали название препарата с баночки с лекарством и имя врача с рецепта.
– Если говорить о Крестном отце, – сказал Стигсон, когда они возвращались в автомобиле назад к зданию полиции, – у старика, ясное дело, все нормально с головой. Как звали того мафиозного босса из Нью-Йорка? Который еще вел себя так же и разыгрывал сумасшедшего? Как его звали?
– Не помню, – ответил Альм.
33
Когда Анника Карлссон и Фелиция Петтерссон добрались до квартиры Акофели, Ниеми и Фернандес уже находились там.
– Входите, входите. Мы почти закончили, – сказал Ниеми. – Я пытался позвонить тебе на мобильный, – продолжил он, обращаясь к Аннике Карлссон, – но телефон был отключен. Тойвонен прислал нас сюда. Ему не нравится, когда исчезают важные свидетели его расследований. А возможно, он становится человечным на старости лет, оттого и беспокоится.
– Мы выключили мобильники, – пояснила Анника. – Хотели с Фелицией поболтать в спокойной обстановке.
– Обычные женские разговоры, – сказала Фелиция и сверкнула глазами в сторону Чико Фернандеса.
– Обо мне, конечно, – буркнул он и непринужденно пожал плечами.
– О самом лакомом нашем коллеге, – сказала Фелиция и вздохнула. – О Магде, твоей сестре. Кстати, классная кепка у тебя, Чико. Ты стащил ее с мясного прилавка в торговом центре «Иса»?
Она имела в виду одноразовый головной убор из белой пластмассы. Обязательный атрибут любого серьезного эксперта, который не хотел оставить на месте преступления свои волосы и перхоть. Носить же его в какой-то другой связи, как, например, веселым вечером в кабаке, придя туда ради знакомства, или если ты просто участвовал в одном из ужасно популярных телевизионных сериалов об экспертах, было бесполезно с точки зрения как собственного внешнего вида, так и возлагаемых на него надежд.
