– У любимого дитяти много имен, – проворчал Тойвонен.
– В любом случае, – сказал Чебот, – есть связь между убийством Виртанена и ограблением в Бромме.
– Это я тоже слышал, – буркнул Тойвонен. – Не трать моего времени. У тебя нет ничего нового?
– Дело, значит, обстоит так, – продолжил Чебот, не думая сдаваться, – что Виртанен участвовал в ограблении в Бромме. Когда охранники активировали ампулы с краской в мешках, он прямо сбесился. Приказал водиле поворачивать назад, а потом расстрелял их. Он и водила свалили, бросили машину и бабки тоже. Зачем им красные купюры. Стоявшие за налетом серьезные люди сильно разозлились на Токарева, и его зачистили тот же вечер. Водила, возможно, уже составил ему компанию, и, будь я на твоем месте, проверил бы ниггера, которого вы выловили из Ульвсундашена ночью.
– Вчерашние новости, – сказал Тойвонен и на всякий случай посмотрел на часы.
«А кем был Акофели, парень, возможно, понятия не имеет», – подумал он.
– Я так и думал, – кивнул Чебот. – Но сейчас, значит, я перехожу к самой сути.
– У меня уже терпение на исходе, – проворчал Тойвонен и вздохнул.
– Ты знаешь ведь старого бухгалтера, жившего на Хасселстиген, дом 1. Его звали Даниэльссон, кстати, Карл Даниэльссон, ему еще проломили голову кастрюлей в прошлую среду. Есть связь между его убийством и ограблением инкассаторов в Бромме.
– Почему ты так думаешь? – спросил Тойвонен. – Откуда ты знаешь Даниэльссона, кстати?
– Встретился с ними в Солвалле, – объяснил Чебот. – Он болтался с Ролле Столхаммером. Столисом, ну ты знаешь. Твоим бывшим коллегой.
– Ты и с ним знаком? – удивился Тойвонен.
– Еще бы, – ухмыльнулся Чебот. – Он прихватил меня в первый раз, когда мне было четырнадцать годков. Я шлангом сливал бензин из тачки на Карлавеген в центре города. Неожиданно останавливается автомобиль. Из него вываливается мужик, здоровый как дом. Берет четырнадцатилетнего Чебота, меня, значит, и тащит в свою машину. Десять минут спустя я сижу в дежурке полиции Стокгольма и жду, когда заявится баба из социальной службы и заберет меня оттуда. У меня же в Остермальме остался незапертый автомобиль. Конечно, без бензина, но это легко поправимо для такого, как я.
– Значит, ты помнишь Ролле Столхаммера, – констатировал Тойвонен.
– Один из самых клевых полицейских, с кем я когда-либо сталкивался. Брал меня с собой на бокс пару раз, когда я был мальчишкой. Хотя в любом случае все пошло прахом, – сказал Чебот и пожал плечами.
– Ты встретился со Столхаммером и Даниэльссоном в Солвалле, – напомнил Тойвонен.
– Конечно, – сказал Чебот, – в прошлую среду. Где-то около шести. Всего за несколько часов до того, как Даниэльссон имел близкий контакт третьей степени со своей собственной кухонной утварью. Столис и я обменялись несколькими словами. Он спросил, как у меня дела. Сказал, что я просто дьявольски выгляжу. Настолько, что он даже не осмеливался просить меня поздороваться с его старым школьным приятелем. Даниэльссоном то есть. Хотя глазки у него блестели. Когда, значит, он говорил это. Оба, Столис и Даниэльссон, похоже, были в отличном настроении, и Даниэльссон протянул вперед лапу и представился. Калле Даниэльссон, сказал старикан, и я издалека почувствовал, что он уже пропустил рюмочку-другую за день. Если бы я не сидел, возможно, свалился бы, когда он дыхнул на меня.
– И что ты сказал?
– Чебот, – ответил Чебот. – А что бы ты сам сказал? Будь ты на моем месте?
– Извини за глупый вопрос, – сказал Тойвонен. – Но какое это имеет отношение к ограблению инкассаторской машины? Какая связь между Даниэльссоном и налетом?
– Парни, стоявшие за ограблением. Речь не о Токареве и том, кто сидел за рулем. А о серьезных ребятах. Которые уже зачистили и Токарева, и водилу, поскольку те нагородили дел. Ты в курсе, кто они?
– Да, у нас есть идеи на сей счет, – проворчал Тойвонен. – Я слушаю.
– Фархад Ибрагим, – сказал Чебот.
«Правильно», – подумал Тойвонен.
– Его чокнутый младший брат Афсан Ибрагим.
«Опять в точку», – одобрил Тойвонен.
– И потом их ужасно жуткий кузен. Здоровый дьявол Хассан Талиб, – сказал Чебот и повторил: – Фархад Ибрагим, Афсан Ибрагим, Хассан Талиб.
«Три попадания из трех», – подумал Тойвонен и спросил:
– И почему ты думаешь, что они стоят за ограблением?
– Люди болтают, – сказал Чебот. – А этого достаточно, если умеешь слушать, – объяснил он и приставил ладонь к уху.
«Ну конечно, люди болтают», – подумал Тойвонен, который уже слышал те же разговоры и, кроме того, сам сумел просчитать то и другое.
– Я все еще не понимаю, как Даниэльссон вписывается в эту картинку, – сказал он.
– Он и Фархад знали друг друга, – пояснил Чебот.
– Сейчас ты, наверное, заблуждаешься, Чебот. Откуда ты это взял? – спросил Тойвонен. «О чем он, черт возьми, говорит?»
– Перехожу к этому, – сказал Чебот. – Ну, значит, когда Ролле и его приятель откланялись, после того как мы поздоровались в Солвалле, я неожиданно вспомнил, что видел этого человека раньше в тот же день. Все произошло где-то в обед. Прогуливаюсь я себе спокойно по Росундавеген и решил заскочить в пиццерию, немного заморить червячка. И кого я вижу в тридцати метрах дальше по улице, стоящим и разговаривающим с каким-то старым пнем на углу Хасселстиген? В двадцати метрах от пиццерии, куда я направлялся?
– Я слушаю.
– Фархада Ибрагима, – выдал Чебот.
– Ты и с ним знаком?
– Догадайся, откуда его знаю. Мы тянули срок вместе. В одном коридоре в Халле десять лет назад. Если не веришь мне, наверняка можешь посмотреть в своем компьютере. Фархад Ибрагим собственной персоной, самый страшный из людей.
– И что ты тогда сделал?
– Повернул резко, – признался Чебот. – Фархад из тех, кто убивает просто на всякий случай, и, если он сейчас занимается своим обычным дерьмом, у меня не было никакого желания оказаться втянутым в его делишки, когда я просто собирался поесть пиццы.
– Ты уверен, что он там разговаривал именно с Калле Даниэльссоном?
– На все сто двадцать, – кивнул Чебот. – На сто двадцать процентов, – уточнил он.
– Но откуда такая уверенность? – не унимался Тойвонен.
– Это мой хлеб, – ответил Чебот.
– Я тебя услышал, – сказал Тойвонен.
«И как, черт побери, мне сейчас обойтись без Бекстрёма, если это правда?» – подумал он.
– Как насчет тысячи? – спросил Чебот.
– Что думаешь о двадцатке? – решил поторговаться Тойвонен.
– Я согласен на половину, – предложил Чебот без особой веры в успех.
– Пусть будет две сотни, – принял решение Тойвонен.
