Сеппо Лорен никого не узнал, хотя Альм и пытался помочь ему.
– Я их не видел, – сказал Сеппо и покачал головой.
– Посмотри еще раз на всякий случай, – настаивал Альм. – Те, кто нас интересует, иностранцы, иммигранты, скажем так.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – пробубнил Сеппо и покачал головой.
«Настоящий маленький гений», – подумал Альм, вздохнул и забрал назад свои снимки.
– Но на фотографиях ведь только иностранцы, или иммигранты, как сегодня говорят, – констатировала госпожа Стина Холмберг.
– Но вы не узнаете никого из них? – спросил Ян О. Стигсон.
– Здесь в Сольне живут ведь главным образом иммигранты. – И госпожа Холмберг дружелюбно кивнула Фелиции Петтерссон. – Хотя какое это имеет отношение к делу?
Большинство соседей никого не узнали.
Иракский иммигрант, который жил на четвертом этаже и трудился охранником у турникета в метро, зато высказал свое мнение по поводу работы полиции.
– Я думаю, вы на правильном пути, – сказал он и кивнул Аннике Карлссон.
– Почему ты так считаешь? – спросила она.
– Иранцы, это же явно видно, – ухмыльнулся охранник. – Полные отморозки, могут придумать черт знает что.
Бекстрём присоединился относительно поздно и после подготовительного разговора с коллегой Карлссон.
– Я думаю, лучше всего, если ты и я поговорим с мадам Андерссон, – сказал он. При мысли о молодом Стигсоне.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – согласилась Анника Карлссон.
На самом деле Бекстрёма абсолютно не заботила жертва инцеста. Его интересовало совершенно другое дело и исключительно личного свойства. После встречи с Татьяной Торен, с которой в перспективе просматривались длительные отношения, поскольку она, похоже, была просто без ума от него, пришло время провести небольшое сравнительное исследование, чтобы в будущем избежать возможных проблем.
«На баб наваливаются всякие недуги с годами», – подумал Бекстрём.
Госпожа Бритт Мария Андерссон преподнесла им большой подарок. Или, точнее, два.
«Вдобавок у нее, наверное, какая-то стальная конструкция сверху», – подумал Бекстрём полчаса спустя, когда он и коллега Карлссон сидели на диване Бритт Марии Андерссон и показывали ей фотографии. И пусть их потенциальная свидетельница имела столь же впечатляющие формы, как и вдвое более молодая Татьяна, они все еще находились на той же высоте.
«Как, черт возьми, она ведет себя, когда дает им свободу? – подумал Бекстрём. – Ложится на спину предварительно или?…»
– Этого я узнаю, – сказала госпожа Андерссон возбужденно и показала на снимок Фархада Ибрагима. На всякий случай она наклонилась в направлении Бекстрёма и ткнула в карточку красным ногтем.
«Непостижимо», – подумал Бекстрём и попытался взять себя в руки и смотреть только туда, где находился ее палец.
– Вы совершенно уверены? – спросила Анника Карлссон.
– Абсолютно, – сказала госпожа Андерссон и кивнула Бекстрёму.
– Когда вы видели его в последний раз? – поинтересовался он.
– В тот самый день, когда убили Даниэльссона, – ответила госпожа Андерссон. – Это, скорее всего, было утром, когда я выгуливала Старину Путте. Они стояли на улице и разговаривали. Перед самым нашим подъездом.
– Вы абсолютно уверены? – повторила вопрос Анника Карлссон и посмотрела на Бекстрёма, который наконец сумел обуздать свои инстинкты и на всякий случай откинулся на спинку дивана. Положить ногу на ногу у него и мысли не возникло.
«У старухи сразу проснется желание, стоит ей увидеть ствол моего „зигге“», – подумал он.
– Этого тоже, – сказала госпожа Андерссон и показала на Хассана Талиба. – Он ведь здоровый очень?
– Два метра, – подтвердил Бекстрём.
– Тогда точно он. Он стоял, прислонившись к машине с другой стороны улицы, и смотрел на Даниэльссона и того, второго, с кем разговаривал Даниэльссон.
– Вы видели, что это был за автомобиль? – спросила Карлссон.
– Черный, вне всякого сомнения. Из дорогих, очень известной марки. Вроде «мерседеса» или, пожалуй, БМВ.
– А может, «лексус»? – спросила Карлссон.
– Не знаю, – ответила госпожа Андерссон. – Я плохо разбираюсь в машинах. У меня, конечно, есть водительские права, но уже много лет нет никакого автомобиля.
– Но вы помните большого мужчину, стоявшего там? – уточнил Бекстрём.
– В этом я абсолютно уверена, – подтвердила свидетельница. – Он ведь тогда глазел на меня, честно говоря. Когда я случайно посмотрела на него, он состроил… состроил мне гримасу. При помощи языка, значит, – объяснила госпожа Андерссон, и у нее порозовели щеки.
– Непристойную мину? – услужливо спросила Анника Карлссон. – Вроде неприличного жеста?
– Да, – сказала госпожа Андерссон и глубоко вздохнула. – Конечно, приятного мало. Потом я сразу вошла в подъезд.
«У старухи, наверное, осталось хорошее воспоминание», – подумал Бекстрём.
– Но вы не заявили на него? – спросила Карлссон.
– Заявила? Из-за чего? Из-за его движения языком?
– Это же сексуальное домогательство, – объяснила Анника Карлссон.
– Нет, – сказала Бритт Мария Андерссон. – Судя по тому, что я читала в газетах, подобное бессмысленно.
Пора кончать, решил Бекстрём.
– Огромное спасибо за вашу помощь, госпожа Андерссон, – сказал он.
* * *
– Можешь быть совершенно спокойна, Надя, – сказал Бекстрём, когда вернулся в свой офис полчаса спустя. – Относительно ежедневника, я имею в виду. У нас есть свидетель, видевший и Фархада, и Талиба, когда они встречались с Даниэльссоном перед его домом утром в тот день, когда его убили.
– Я тебя услышала, Бекстрём, – кивнула Надя Хегберг.
«Пожалуй, она не всегда одинаково сообразительна», – подумал Бекстрём и на всякий случай потормошил свои брюки.
61
Прежде чем пойти домой, Бекстрём заскочил к Тойвонену и проинформировал его о наблюдениях свидетельницы Андерссон.
«Бедняге финику нужна ведь вся помощь, которую он может получить», – подумал Бекстрём.
Тойвонен, как ни странно, не проявил к сообщению коллеги особого интереса.
– Вчерашняя новость, – проворчал он. – Но в любом случае спасибо.
– Только намекни, если тебе понадобится помощь. – Бекстрём улыбнулся дружелюбно. – Я слышал, что у вас сто человек работает по делу, но это, похоже, не дало никакого результата.
– Люди болтают всякую чушь, – буркнул Тойвонен. – Мы не сидим сложа руки, поэтому тебе не стоит беспокоиться о братьях Ибрагим и их крошке кузене. Как у тебя самого дела, кстати?