«Надо уравнять шансы», – решил Бекстрём. А поскольку выбора у него не было, а промедление не принесло бы ему дивидендов, он резко приступил к делу.
– Пощадите меня, пощадите меня! – закричал Бекстрём. С испуганной гримасой на лице он воздел сложенные в молитвенном жесте руки и опустился на правое колено перед огромным Талибом, словно делая ему предложение.
Челюсть великана прекратила свое вечное движение, он отступил на полметра и бросил презрительный взгляд на Бекстрёма. А потом пожал плечами, повернул голову и посмотрел на своего шефа.
– Веди себя как мужчина, Бекстрём, а не как женщина, – сказал Фархад неодобрительно, покачал головой и показал ножом на полицейского.
И в это мгновение Бекстрём нанес удар.
66
Примерно когда Бекстрём располагался в своем любимом кабаке на Кунгсхольмене в Стокгольме, в полицию Копенгагена поступил сигнал. Неназвавшийся господин, судя по голосу, датчанин средних лет, позвонил в центр управления и оставил сообщение.
В дальнем конце большой парковочной площадки на Фасанвейен в паре сотен метров от старого отеля САС и всего в пяти минутах ходьбы от Центрума стоял мусорный контейнер. В нем сейчас находился труп. Упакованный в обычный холщовый мешок, в котором раньше содержался корм для свиней. Мужчина в мешке явно не залез в него сам, и, чтобы датская полиция смогла найти его, те, кто положил его туда, позволили голым ногам покойника торчать наружу.
– Вот в принципе и все, – констатировал звонивший, прежде чем закончил разговор со своего мобильника с предоплатной картой, который невозможно отследить и который наилучшим образом подходит для звонков определенного типа.
Три минуты спустя на место прибыла первая патрульная машина, а еще через полчаса к двум парням из службы правопорядка присоединились несколько коллег из криминального и технического отделов полиции Копенгагена.
Примерно когда Бекстрём заказал себе рюмочку к своему двойному эспрессо, они продвинулись столь далеко, что смогли открыть мешок и в деталях рассмотреть лежавшее в нем тело. У него на шее на шнуре висел ярлык с адресом, написанным на датском языке: «Насир Ибрагим, для дальнейшей передачи криминальной полиции Стокгольма», в рот трупа кто-то засунул квитанцию за неправильную парковку, а раны на теле свидетельствовали о долгой и мучительной смерти.
Поскольку полиция Копенгагена уже была предупреждена о возможности появления у них мусульманского грабителя, небрежно обошедшегося с автомобилем, использованным для бегства с места преступления, и речь явно шла о нем, оттуда связались со шведским коллегой комиссаром Нормой Хонкамяки из отдела пикетов Стокгольма. И звонок «соседей» застал его в тот момент, когда он стоял перед домом, где жил Бекстрём, наблюдая результат деяний последнего.
На глазах Хонкамяки старшего брата Насира, Фархада, погрузили в «скорую». Два санитара принесли его на носилках, в то время как медсестра шла рядом, держа капельницу. Он бормотал что-то на непонятном для Хонкамяки языке, его брюки были спущены до щиколоток и залиты кровью.
Его кузена уже увезли в другой «скорой». В бессознательном состоянии, со специальным ортопедическим воротником на шее, и в его случае носилки несли трое, в то время как врач и медсестра изо всех сил старались продлить его пребывание среди живых.
Наилучшим образом все, похоже, закончилось для другого брата Насира, Афсана. Если не считать сломанного носа, забрызганной кровью одежды и скованных за спиной наручниками рук, он выглядел как обычно.
– Я буду трахать вас в задницу, чертовы свиньи! – орал Афсан, когда двое коллег Хонкамяки поднимали его в автобус пикета.
«Что, черт возьми, происходит?» – подумал Хонкамяки и покачал головой.
– Что, черт возьми, происходит? – спросил комиссар Тойвонен минуту спустя, как только вылез из своего служебного автомобиля и увидел Хонкамяки.
67
Как только явно сбитый с толку Талиб отвел взгляд в сторону (мужчину столь легко ошарашить, как и любую женщину), Бекстрём нанес удар. Мгновенно схватил великана за лодыжки и изо всех сил дернул к себе.
Талиб повалился, как спиленная сосна. («Хотя как такое возможно при мысли о том месте, где он вырос?» – подумал Бекстрём.) Опрокинулся плашмя, беспомощно размахивая руками, и ударился затылком о придиванный столик Бекстрёма, расколов его поверхность из первосортного кольморденского мрамора.
Бекстрём же мгновенно вытащил свой «зиг-зауэр», поднялся (надо признать) не без труда, на всякий случай закрыл левый глаз и тщательно прицелился.
Фархад тоже встал, замахал руками в попытке остановить Бекстрёма и выронил свой нож острым концом прямо на его дорогой ковер.
– Успокойся, комиссар, успокойся, – сказал он, держа поднятые на уровень груди руки перед собой, но это не помогло.
Бекстрём заорал во всю мощь легких и открыл огонь, даже не задумываясь о том, что тем самым может поцарапать свой новенький паркетный пол.
68
У соседа Бекстрёма, собственно, не было никакой необходимости звонить по номеру экстренной помощи, поскольку полиция все время находилась на месте.
Сразу после одиннадцати на экране компьютера Сандры Ковач неожиданно пришел в движение белый «мерседес», обозначенный у нее как «Альфа-3». Ранее весь вечер он стоял припаркованный на верхнем этаже в том же гараже, что и оставленный иранцами «лексус».
Автомобиль сыскарей с Ковач, Фернандес и Мотоэле находился совсем близко, и уже через пару минут они пристроились в сотне метров позади «мерседеса», явно державшего курс на Кунгсхольмен. Афсан вел машину, Фархад сидел рядом с ним, в то время как Хассан Талиб оккупировал все заднее сиденье.
Ковач связалась с Линдой Мартинес по рации, и та вызвала на помощь еще один экипаж, ранее весь вечер наблюдавший за Бекстрёмом, но сейчас сидевший и пивший кофе в «Макдоналдсе» всего в нескольких кварталах от его любимого кабака.
Инспектор Томас Сингх, усыновленный шведской семьей малайзиец, и его коллега ассистент Густав Халлберг, который, несмотря на имя, был уроженцем Северной Африки и тоже обрел новых родителей в Швеции, сразу бросились к своему автомобилю и вернулись к заведению, где они оставили Бекстрёма четверть часа назад, когда он заказал приличную порцию коньяка. Он по-прежнему сидел там. Возможно, с тем же коньяком, поскольку бокал на столе перед ним сейчас был почти пуст.
– Что делаем теперь? – спросил Халлберг.
– Ждем, – ответил Сингх.
Пять минул спустя Бекстрём махнул своей блондинке-официантке, поднялся, извлек приличную пачку купюр из кармана, взял счет и передал в обмен пятисотенную банкноту, а потом покачал головой, когда женщина явно хотела вернуть ему сдачу.
– У коллеги, похоже, нет проблем с наличностью, – констатировал Халлберг.
– А почему иначе, как ты думаешь, мы сидим здесь? – сказал инспектор Сингх, который проработал в полиции на пять лет больше своего напарника и считал себя бывалым молодым человеком.
