Эволюционно-генетический подход. В рамках этого подхода агрессия и агрессивность не рассматриваются в качестве фактора блокирующего самоосуществление и развитие человека, а, напротив, считаются условиями его выживания и адаптации. Внутривидовая агрессия рассматривается как целесообразный инстинкт, выработанный и закрепленный в процессе эволюции. Агрессия – это инстинкт борьбы, которая направлена против собратьев по виду у животных и у человека. Агрессия, кроме того, является не инстинктом «смерти» (как, например, у З. Фрейда), а представляет собой инстинкт сохранения жизни и вида, и в этом плане это такой же инстинкт, как и все остальные (K. Lorenz).
Эволюционно-генетический детерминизм развития агрессии и агрессивности как хищнического инстинкта, инстинкта господства и подавления обосновывается энциклопедическим анализом эволюции и поведения животных (K. Lorenz), эволюции, генетики и поведения человека (В. Эфроимсон). При этом последовательный эволюционно-генетический подход не может остановиться лишь на констатации инстинктивной природы агрессии, но утверждает и инстинктивную природу альтруизма, коллективизма, жертвенности и других сугубо личностных свойств, даже таких, как совесть и вообще этическая система личности. «Эгоизм очень способствует выживанию индивида, но специфика эволюционного развития человечества такова, что естественный отбор был в очень большой мере направлен на развитие биологических основ самоотверженности, альтруизма, коллективизма» (В. Эфроимсон).
Однако представление о высокой степени целесообразности агрессии для человеческого существа вступает в серьезное противоречие с наблюдаемыми нами поистине катастрофическими последствиями проявления агрессивного поведения на межличностном, межгрупповом, межнациональном и межгосударственном уровнях. Это противоречие не может быть незамеченным, проигнорированным серьезными представителями эволюционно-генетической концепции агрессии. И тогда, преодолевая это противоречие, К. Лоренц выдвигает новую дополнительную посылку, которая, по его мнению, снимает противоречие и которая действительно является хорошей услугой для эволюционно-генетического подхода. Утверждается, что агрессивный инстинкт «хорош» и служит в естественных условиях (выделено нами) сохранению жизни индивида и вида в целом. Однако ныне естественный порядок вещей нарушен и нарушен, если кратко резюмировать значительные выкладки К. Лоренца, следующим образом:
1. Человек есть «слабое» животное (не хищник). У него в связи с этим достаточно слабые естественные возможности убийства. По крайней мере они никак не сопоставимы с возможностями настоящих хищников (лев, тигр, волк и т. д.).
2. Именно потому, что у человека слабые естественные возможности убийства, эволюционным образом у него сформировались и закрепились лишь слабые запреты внутривидовой агрессии. Внутривидовая агрессия должна иметь сильные инстинктивные запреты только у сильных хищников, так как только при их возможностях убийства агрессия становится угрозой выживания вида. Для человека слабых запретов на агрессию вполне достаточно, и внутривидовая агрессия, агрессивность в естественных условиях не угрожают исчезновению вида.
3. Изобретение современного искусственного оружия привело к нарушению равновесия между слабыми возможностями убийства и слабыми же запретами на агрессию. Возможности убивать возросли, а запреты остались теми же, т. е. слабыми.
Подобный подход, конечно, не изменяет сущности эволюционно-генетической концепции агрессии. Более того, эта попытка как раз и предпринята для того, чтобы снять возникшие противоречия и еще сильнее обосновать и укрепить взгляд на агрессию и агрессивность как на эволюционно закрепленный, целесообразный инстинкт, имманентно присущий человеку. Однако эта попытка, эта модель сама по себе имеет немало уязвимых мест. Почему, например, сразу отбрасывается (или даже и не возникает), игнорируется мысль о том, что с изменением одного меняется и другое? А именно: с ростом возможностей убийства (не биологически-естественные устройства) растет и возможность регуляции агрессии и поведения человека вообще (не инстинктивный уровень регуляции). Или в более широком контексте этот вопрос можно ставить как проблему одновременной эволюции: (а) социальных условий, в которых живет (и которые, заметим, также и создает) человек и (б) эволюции самого человека как социального существа. Заметим, кстати, что так же, как современный человек в значительной мере сам создает условия, в которых он живет, в немалой степени он сам создает и себя. Социальная эволюция человека с какого-то момента его развития обусловлена не только экзогенными факторами, средовыми воздействиями, но и эндогенными факторами саморазвития. Кроме того, существует и некоторое сложное взаимодействие между этими механизмами эволюции. Оно может выражаться, например, в намеренном, целенаправленном моделировании и создании человеком (как видом, через коллективный разум) таких социальных условий, при которых среда стимулировала бы эволюцию человека в определенном направлении. Иначе говоря, среда перестала быть независимой переменной, автономным фактором эволюции. Она в значительной степени теперь сама зависит от человека и эволюционирует под его воздействием.
Это обстоятельство одновременной и, что даже более важно, взаимообусловленной эволюции человека и среды никак не учитывается в «эволюционных» построениях К. Лоренца. При этом предполагается: (1) человек не меняется и регуляция поведения, общения современного человека остается на уровне инстинктов и определяется «почти в точности такими же естественными наклонностями», что и у кроманьонца (Лоренц К., 1963); (2) социальная среда эволюционирует, но как бы автономным, независимым от человечества образом, причем в направлении, враждебном человеку, – «от рождения человек не так уж и плох, он только недостаточно хорош для требований жизни современного общества» (К. Лоренц). Враждебность, ненормальность среды с точки зрения эволюционно-генетического подхода к агрессии выражается в блокировании или депривации естественного социального поведения человека (т. е. инстинктивно-агрессивного) и в навязывании человеку таких «неестественных форм поведения», как дружеское обращение с «ближним», любовь к нему.
Фрустрация агрессивного инстинкта заставляет страдать каждого цивилизованного человека, делает всех в той или иной мере психопатами (Лоренц К., 1963). Не находящая выхода во вне агрессия, будучи вытесненной, ведет к тяжелым повреждениям и невротизации (Freud Z., 1930, 1932).
Понятно, что здесь эволюционно-генетическая концепция агрессии вступает в острое противоречие с этико-гуманистическим подходом. Однако хотелось бы обратить внимание и на другое обстоятельство. Вызывает значительные сомнения вообще обоснованность представлений о том, что цивилизация, современное общество блокирует проявление «естественно-агрессивных» склонностей человека (блокирует ли) и что такая фрустрация, заставляя индивида страдать, ведет к болезням цивилизованного человека – неврозам и психосоматическим расстройствам. Можно найти немало доказательств тому, что современная цивилизация не только не подавляет, но, напротив, стимулирует проявление агрессии и культивирует агрессивность. Агрессивно-конкурентное взаимодействие как стратегия жизни характерно именно для обществ, продвинутых по пути цивилизации. Не случайно именно в наше время описана личность типа А (Friedman M., Rosenman R., 1975), паттерн которой образуют выраженное стремление к успеху, мотивация первенства, конкурентная доминанта, напористость и агрессивность. Распространенность этого типа в популяции варьируется в широких границах (от 45 до 76 %), достигая максимума как раз в наиболее цивилизованных странах. Кроме того, для внутренней относительно страны распространенности людей типа А характерна тенденция большей их концентрации в городах, чем в селах (но урбанизация есть тоже признак цивилизации).
