Белки — это большие молекулы, которые помогают нашему организму осуществлять какую-либо деятельность (например, гормоны и ферменты являются белками) и создавать значительную часть структуры наших тканей. В результате гены (или, точнее, белок, который они генерируют) определяют наследственные черты — какой у вас цвет волос или какой рукой вам удобно писать. Согласно последним гипотезам, высказанным исследователями проекта «Геном человека», у человека около двадцати пяти тысяч генов с белковым кодом.
Рынок генетических тестов, которые должны помочь составить идеальную диету, найти отца ребенка или определить предрасположенность к каким-либо заболеваниям, начал расцветать после успешной картографии человеческого генома в 2003 году. Тесты выявляют генетические вариации, называемые однонуклеотидными полиморфизмами, или SNP (произносится «снип»), метками, возникающими на нашей ДНК, когда одна генетическая буква заменяется другой
[559]
. SNP, объясняющие большую часть генетических различий между людьми, происходят примерно один раз в триста генетических букв и обычно находятся на участках ДНК, в которых закодированы не белки (только около в 3–5 % нашей ДНК закодированы белки, а остальное является для нас тайной).
Наша ДНК состоит примерно из трех миллиардов базовых букв, и это означает, что в каждом человеке примерно десять миллионов SNP
[560]
. Так как большая часть SNP вызвана ошибками репликации (генетический эквивалент опечаток) и так как нам нужно создать полную копию ДНК для каждой новой клетки нашего тела, мы можем копить дополнительные SNP в течение жизни — и даже передать некоторые нашим детям. Новые SNP тоже могут появляться между поколениями: в каждом младенце примерно от пятидесяти до семидесяти новых SNP, большинство из них созданы по чистой случайности
[561]
.
Повторим еще раз, что SNP фактически не являются генами — это просто отдельные заменяемые элементы в составе генов. Таким образом, обычно кажется, что SNP не несут особого значения: если я напишу «леснница» вместо «лестница», вы все равно поймете из контекста, что я имела в виду. Но если написать «рука» вместо «река», это полностью изменит высказывание. Аналогично некоторые SNP влияют на код гена так, что либо меняют экспрессию генов (это научный метод описания того факта, были они активированы или нет), либо меняют белки, которые генерируют. Некоторые из этих изменений могут иметь нейтральный или даже положительный эффект — на самом деле благотворные SNP необходимы для развития эволюции, поскольку могут привести к возникновению полезных особенностей, таких как способность выживать на высоте. Но считается, что другие влияют на экспрессию генов таким образом, что могут вызвать болезнь
[562]
. Как указано на сайте Национальной коалиции по вопросам здравоохранения профессионального образования в области генетики (National Coalition for Health Professional Education in Genetics, NCHPEG): «Так как гены и продукты генов включены в процесс возникновения всех заболеваний, вопрос должен формулироваться не как “Это генетическое нарушение?”, а скорее как “Какую роль сыграли гены в развитии данной болезни у этого человека?”»
[563]
.
И гены (предложения), и SNP (опечатки) могут определять нашу чувствительность к определенным факторам внешней среды, включая пищу и лекарственные препараты. Это могло бы объяснить, почему некоторые препараты лучше действуют на одних людей, чем на других, или почему многие исследования в области питания дают противоречивые результаты (например, некоторые исследования показали, что кофеин повышает риск возникновения остеопороза
[564]
, в то время как другие признали его скорее полезным в этом отношении), почему определенные нации более уязвимы, чем другие, по отношению к отдельным болезням, таким как диабет первого и второго типа, и почему риск возникновения болезни может варьироваться даже среди людей, чей стиль жизни и рацион, по сути, совпадают.
С ростом нашего понимания отношений между окружающей средой и генетикой мы в конечном счете сможем использовать генетические тесты, чтобы давать рекомендации по питанию на индивидуальном (или полуиндивидуальном) уровне. Теоретически это могло бы прояснить путаницу с питанием, объяснить людям, каким советам нужно следовать, а на какие они могут не обращать внимания. Возможно, генетический тест покажет, что вы можете потреблять углеводы в больших количествах, чем другие люди, и не набирать вес. Или, может быть, он покажет, что вы нуждаетесь в витаминах больше, чем основная часть населения, и что поэтому вам надо принимать добавки. Чем более сложными станут тесты, тем более индивидуальными сделаются наши диеты.
Доведем мысль до крайности: если совместить этот тип генетического портрета с точными ранними быстрыми тестами на пищевой дефицит, полностью исчезнет необходимость в пищевых указаниях популяционного уровня, таких как РНП. Джеральд Комбс пишет в своей книге «Витамины»: «Быстро приближается время, когда станет возможным определение предрасположенности к болезням, особенностей метаболизма и особых пищевых нужд индивидов на основе быстрых геномных и метаболических анализов. Когда это станет осуществимо, популяционная парадигма потеряет большую часть своего значения»
[565]
.
Но несмотря на обещания ориентированных на потребителя компаний, проводящих генетические тесты, мы еще к этому не пришли — в значительной степени потому, что, хотя мы и можем определить SNP с удивительной точностью, нам еще не известно, какой именно смысл это несет, как они могут работать вместе, или влиять друг на друга, или даже на те ли из них мы вообще обращаем внимание. (Это одна из причин, по которой FDA запретило продажу некоторых из этих тестов.) Вспомним аналогию, проведенную Хосе Ордовасом, директором Лаборатории генетики и питания при Центре изучения питания и старения человека имени Жана Майера при Министерстве сельского хозяйства США в Университете Тафтса, который работал над вопросом индивидуализированного питания более двадцати пяти лет.
