Мои руки на ней напряглись, а челюсти со скрипом сжались. Я не хотел слушать, но я должен был это сделать. Я должен был знать, почему она думала, что она — грязная. Почему она так боится прикосновений к своему безупречному, идеальному, чистому телу.
— Когда ты вернул меня Ратмиру, я поняла одну простую вещь — второго шанса не будет. Нет больше выхода, петля на моей шее затянулась настолько, что выбраться из неё невозможно. Дело в том, что я, узнав другую реальность — пусть и полную оглядок назад, в постоянном страхе, что меня найдут — я не могла жить в прежней… — снова тяжелая пауза и глубокий вдох, — Ты знал, что Ратмир был очень строг со своими мальчиками? — я поплотнее окутал её своими руками, наивно пытаясь защитить от демонов прошлого, — Я про охрану. Он говорил: «Пёс должен быть голодным». На тот момент в его окружении было трое, Железнова уже грохнули в какой–то перестрелке.
Очередная короткая пауза, теплая слеза, которая капнула мне на грудь и побежала тонкой дорожкой вниз.
— Так вот, по правилам Ратмира, его мальчики имели два законных праздничных дня в году, когда им приводили шлюх. Представляешь, в каком они были состоянии после трёх мужиков, хладнокровных, жестоких, которым не давали спустить пар? Иногда кто–то не сдерживался и либо душил в порыве страсти, либо просто избивал до смерти. Когда ты меня вернул, Ратмир решил устроить внеплановый праздник своим псам. Сам он не прикасался ко мне до тех пор, пока мои волосы не отросли заново, и я не стала похожа на себя прежнюю.
Её голос перебился на шёпот, и она всхлипнула:
— Я молчала. До крови прокусила губу, но молчала. Сжимала кулаки так сильно, что разжать смогла только через несколько дней. И обещала себе, что я найду тебя и уничтожу. Это была единственная мысль, которая помогала мне выжить. Я постоянно думала о тебе, думала о том, как буду убивать тебя, мечтала о том, как я искупаюсь в твоей крови. Я ненавидела тебя всем сердцем, за то, что не пустил пулю в лоб, а отдал меня этим шакалам. Я до сих пор ненавижу тебя за то, как ты ухмыльнулся, взял конверт с деньгами и спокойно ушёл, даже не обернувшись.
— Я ненавижу тебя, Лазарь, — сказала она, и я почувствовал всю её ненависть собственной кожей, когда она задрожала, — И я тебя убью.
2008
Фонари, освещающие дорогу, горели холодным голубоватым светом. Москва встретила привычным бурным потоком машин; и небольшими ночными пробками в центре.
Ратный сказал привезти её на водопроводный канал Учинского водохранилища, неподалёку от Пушкино. Я не хотел думать о том, что, возможно, её тело просто бросят в воду, и не хотел думать о том, что это произойдёт на моих глазах.
Я снова покосился на неё, и увидел синяк, расцветающий на её лице под мелькающими лучами дорожного освещения. Мой удар пришёлся на левую сторону, и на правой щёчке по–прежнему была та родинка, которая не даёт мне покоя.
Дорога заняла двенадцать часов без остановки. Я смертельно устал. Всё, чего я должен хотеть — это закончить дело и уйти. Всё, что я должен — это не думать о ней. Она — всего лишь объект; заказ, который я сейчас выполню.
— Пристрели, — ворвался в мои мысли её умоляющий голос.
Только Бог знает, как сильно я сжимал пистолет в руке, чтобы сделать тот проклятый выстрел. Но я не смог. Впервые в жизни я не смог выстрелить. Потому что я не выдержал бы, если бы увидел, как её красивые серо–зелёные глаза заволокла пелена смерти и покинула жизнь.
Она всего лишь объект; заказ. Она — никто для меня, и я не должен думать обо всём этом дерьме.
Машину затрясло на неровной дороге. Она не сказала ни слова с того момента, как очнулась. А мне хотелось бы в последний раз услышать её тихий голос. Но вместо него, я слушал Цоя и его нетленную «Саша»:
Мастер слова и клинка
Он глядит в свою ладонь.
Он пришёл издалека
И прошёл через огонь.
Я видел, что по её лицу текли слёзы, когда я подъехал к скоплению внедорожников Чероки у голубого обшарпанного здания. Заглушив двигатель, я, не включая свет в салоне, достал сигарету из пачки и закурил. Пока она тлела от каждой моей глубокой затяжки, я попытался просчитать, смог бы я сбежать отсюда вместе с ней.
Никаких шансов. Четыре человека справа и слева, у каждого АК–47 на плече. У меня всего один пистолет и два магазина. Шестнадцать пуль, минус две, которые я уже пустил в лесу, когда она пыталась бежать. Они не спасут, нас просто убьют, а я не хочу умирать.
Затянувшись в последний раз, я открыл дверь и выбросил окурок в темноту. Достав оружие из кобуры, я сжал его в ладони и вышел из машины. Четыре двери одного из Чероки распахнулись моментально: оттуда выплыли крепкие фигуры. Одну из них я узнал, потому что видел раньше. Я взял своё пальто с заднего сиденья, и надел его, косясь на небольшую армию, которая пристально наблюдала за моими движениями.
Молча я обошёл машину, игнорируя напрягшиеся тела. Открыл пассажирскую дверь и достал ключ от наручников из кармана пальто. Наклонившись к ней, я отстегнул сначала один браслет, а затем второй.
— Я хотел бы тебя не знать, — проговорил мой рот до того, как я сумел его заткнуть, — Но я тебя знаю.
Она посмотрела на меня, и тяжёлая слеза скатилась по её щеке, остановившись прямо на этой красивой родинке. Понимание промелькнуло в её глазах, и она обречённо кивнула.
— Пошли, — я обхватил её локоть рукой, и вытащил из машины.
Ратный выступил вперёд, и она задрожала под одеждой. Я сделал ещё несколько шагов и отошёл назад, встав за её спиной.
— Ольга, — произнёс Ратный.
Она вздрогнула и прижалась к моей груди лопатками, как будто я мог её защитить. Но, мир — дерьмо, а я не рыцарь в железных доспехах. Всё, что я мог сделать — это подтолкнуть её вперёд.
— Иди.
Она сделала шаг, а за ним следующий. Когда она встала перед ним, он отвесил ей звонкую пощёчину; которая эхом разлетелась в ночной тишине. Я не могу зажмуриться или отвернуться, я должен видеть всё, чтобы наконец–то покончить с этим.
— Влад, — скомандовал Ратный одному из своих охранников, — Прострели ей правую ногу, чтобы больше не бегала.
Короткий щелчок, звук выстрела прорезал холодный воздух. На моём лице не дрогнула ни одна мышца, потому что в этот момент Ратмир смотрел прямо мне в глаза, я не мог облажаться.
Громкий визг раскатился по моим венам, и мне пришлось сглотнуть. Надеюсь, ворот рубашки скрыл это от посторонних глаз.
— Молодец, Лазарь. Мы не могли найти её полтора года, а ты справился всего за два месяца. Как ты это сделал? — обратился ко мне холодный голос.
Я моргнул и увидел его улыбающееся лицо.
— Я не выдаю своих секретов. Мы закончили?
— Да, — он махнул рукой человеку, стоящему за своей спиной, и тот протянул ему коричневый конверт, — Остальная часть с трёхкратным увеличением, как и договорились.
