После такого открытия Евгения почувствовала себя несчастной. Она словно ощущала, как смыкаются вокруг нее щупальца богатства и власти.
Теперь компанию матери составляла тетя Клорис. Миссис Давдейл окрепла настолько, что могла ходить, опираясь на палку, и в погожие дни они с тетушкой сидели на открытой террасе и беседовали. Евгения была уверена, что они без устали плетут интриги, чтобы соединить ее с маркизом.
Из желания иметь наперсницу Евгения все чаще искала общества Бриджит. Она понимала, что непозволительно приближает к себе камеристку, но считала, что это цена, которую она должна платить за возможность хоть с кем-нибудь поговорить о Грэгоре.
Бриджит по-прежнему приводила Евгению в замешательство. Она то разжигала и подогревала интерес Евгении к художнику, то становилась угрюмой и категорически отказывалась говорить о нем.
— Зачем вам этот сумасшедший русский, мисс? — говорила она. — Маркиз — это настоящая находка!
Евгения хваталась руками за голову.
— Бриджит, пожалуйста! Ты говоришь, как мои мама и тетя!
Бриджит хмуро теребила манжету.
— Так, может, они правы? Я бы не отказалась быть хозяйкой этого поместья.
В такие моменты Евгения чувствовала, что письмо на ее груди — эмблема единственного настоящего ее друга в целом мире. Оно, казалось, отзывалось на биение ее сердца и напоминало ей о существовании романтической страсти в противовес меркантильности и холодному расчету.
Евгения бережно хранила письмо Грэгора, но не осмеливалась ответить на него. Художник говорил о своей любви, но не о серьезных намерениях. В ее положении молодой незамужней девушки она могла только надеяться и ждать от него следующего шага. Однако никаких вестей о себе Грэгор больше не подавал. И тут в судьбе Евгении произошел очередной поворот.
После обильного ленча с мидиями тетушка Клорис почувствовала тошноту, и настроение у нее резко испортилось.
— Вот что бывает от роскоши, — ворчала она. — Она разрушает все внутренности.
— Но вы действительно перестарались с мидиями, — робко возразила миссис Давдейл.
— Вот именно, — фыркнула тетя Клорис. — Здесь весьма поощряется неумеренность! Я собираюсь вернуться домой — иначе я здесь умру. О, как мне плохо! Бриджит, помоги мне подняться. Я должна пойти и прилечь.
Около четырех часов появился маркиз. Он осведомился о здоровье тети Клорис, поскольку дворецкий сообщил ему о том, что пожилая леди заболела.
Миссис Давдейл трепетала от восторга из-за неожиданного посещения маркиза.
— О, как это мило с вашей стороны беспокоиться об этом. Она отдыхает. Я уверена, что к вечеру ей станет лучше. Вы непременно должны выпить с нами чаю — в последнее время мы так редко видим вас!
Маркиз отказался.
— Как я слышал, миссис Дьюитт подумывает вернуться домой? — заметил он.
Миссис Давдейл вдруг заволновалась. Она приняла замечание маркиза как скрытый намек на то, что всем его гостьям пора подумать о возвращении в Лондон.
— Я уверена, что она вовсе так не думает. Она так счастлива здесь! Впрочем, как и я! Честное слово... — Тут миссис Давдейл вынула большой носовой платок и прижала его к глазам. — Честное слово, я нигде не буду так счастлива, как в Бакбери. Мысль о том, что придется вернуться в холодный дом на Крейвен-Хилл, приводит меня в ужас — в совершеннейший ужас!
— Мама, пожалуйста, не говори так, — тихо попросила Евгения.
— Я не могу скрывать свои чувства, — всхлипнула миссис Давдейл. — Почему судьба так несправедлива ко мне?
Маркиз серьезно посмотрел на нее.
— Поверьте, миссис Давдейл, может быть, судьба вовсе не так несправедлива к вам, как вам кажется. А теперь прошу меня простить за столь короткий визит, но у меня есть дела.
Его ответ был настолько загадочным, что после того, как за хозяином закрылась дверь, миссис Давдейл и Евгения потрясенно уставились друг на друга.
На следующее утро, когда Евгения завтракала у себя в комнате, ей сообщили, что маркиз распорядился, чтобы в десять часов она была готова поехать вместе с ним на прогулку верхом. Ее задел безапелляционный тон приказа. Но в то же время она была заинтригована — маркиз никогда прежде не позволял себе подобного тона по отношению к ней. Однако она чувствовала, что отказаться будет неприлично.
Итак, в десять часов она предстала перед маркизом. К парадному крыльцу подвели двух лошадей. Лакей помог ей сесть в седло, и они отправились в путь. Маркиз, казалось, собрался не просто прокатиться. Он целенаправленно ехал впереди по парку, к реке. Когда он направил лошадь к деревянному мосту, Евгения вдруг почувствовала, как сердце ее сжалось. Неужели он снова направляется к руинам «Парагона»? Это так жестоко с его стороны!
— Милорд! — позвала она, но ее слова, как невесомые семена, отнесло в сторону сильным ветром.
Однако в глубине леса ветер потерял свою силу. Только верхушки деревьев гнулись и раскачивались под его порывами.
— Милорд, я хотела бы вернуться, — попросила Евгения, но маркиз не отреагировал на ее слова.
Перед выездом на поляну маркиз остановил лошадь, и Евгения позади него сделала то же самое.
То, что она увидела перед собой, заставило ее вскрикнуть от неожиданности. Она все поняла в одно мгновение.
Перед ней предстал «Парагон», но это уже были не руины. Крышу перекрыли заново, стены восстановили. В окнах сверкали стекла, ставни и входные двери были выкрашены в васильковый цвет. Дом будто родился заново, и все это было сделано стараниями маркиза!
Евгению переполняли противоречивые чувства. Она разрыдалась.
Глава 6
Маркиз не слез с лошади. Он не двинулся с места, чтобы утешить Евгению, — просто терпеливо ждал, пока ее рыдания утихнут.
Деревья вокруг поляны качались и поскрипывали. Из подлеска показался олень. Он застыл, испуганно глядя на двух всадников влажными черными глазами, потом скрылся в лесу.
Евгения все еще всхлипывала. К потрясению при виде «Парагона», восстановленного в его прежнем, пусть скромном, великолепии, добавилось глубокое предчувствие чего-то недоброго. Будущее так хитро сплеталось вокруг нее, что ей с трудом удавалось увернуться от его пут.
Конь маркиза отступил назад, опустил голову и стал щипать траву. Маркиз отпустил поводья.
— Кажется, мисс Давдейл, вас совсем не обрадовало то, что «Парагон» восстановлен, — тихо произнес маркиз.
Евгения прижала ладони к мокрым щекам.
— Простите меня, милорд. Я рада, только... — Она не смогла продолжить.
Маркиз вопросительно посмотрел на нее.
— Только не могу ответить себе на вопрос «почему», — закончила она.
