Сдержанные стоны, сила, найденная в опоре на мужа, на отца рождающегося сейчас человека. Мирный, стройный рык с перерывами на «Ну что там?». И вновь – ритмичный труд в, казалось бы, почти тишине. Но… под красивейший шустрый ритм славянских барабанов!! «Сделай побыстрее, не знаю что, включи там у меня что-нибудь, чтобы быстро, чтобы энергично!!!» Девочка… ну надо же! Я все еще ошибаюсь иногда в форме животов. Предновогодняя.
Абсолютная тишина. Сосредоточение и пряди волос. Запах мокрого бортика ванной и полумрак. Так тиииииихо, что даже муж, сидевший тут же, рядом, не понял, что у него родилась дочь, пока она не запищала. Ан-на – звук того потока, внутри. Анна – имя той девочки, пришедший оттуда сюда всего за 2 часа с первой схватки.
Руки, впивающиеся в меня, кажется, всю. Перерыв между волнами, и мы отдыхаем, я тоже. И снова накатывает, и снова я вижу тянущиеся ко мне будто в отчаянии руки – найти опору, срочно, быстро, без – невыносимо. Крик, срывающийся в визг, но нет – и снова старательное звучание. Мальчонка, имя которому пришло через меня (гордо), – Дарий.
Много рук и звучат все вместе – ты, роженица, твой муж, твоя ближайшая подруга и я, доула. Мы все – будто вместе рожаем, мы все – будто вместе живем эту потугу – вместе гудим, вместе рычим, вместе дышим, вместе выдыхаем. «Давай-давай-давай!!! Умница, молодец, да!» Девочка, первая моя, благословившая мои руки, выбравшая меня, – Гретхен.
Слабые потуги, уплывающие глаза. «Ну постарайся, вниз, внииииииз, внииииииииииз…» – почти шепотом, почти просто губами. Тихо, только кошки за дверью шумят. Сложно, странно. Кажется, будто тут этой силы маловато. Но нет – она пульсирует гейзерами в воздухе, она разлита как электрический ток – в ожидании – ее тааааак много, что… да, происходит взрыв. И не так, как мы его себе обычно представляем. Самые мощные роды. Мальчик, который снился мне как до своего рождения, так и после, – Илья. Девочка, чье рождение имеет силищу, как она сама.
Поток надутого, как воздушный шар, света, идущего через меня, – мальчик Лукьян. Полотно, внутри которого я и нить, и игла, и ушко, и пространство между нитями, и не-я – растворяюсь и отслеживаю – одновременно – мальчик Юра. Счастье первого настоящего и честного, поддерживающего и любовного – сотрудничества с другим человеком, с сыном; сонастройка идеального танца – я с телом, я с сыном, я с мужем, я со своей жизнью, я с собой и я с Богом – мальчик Рой.
И одно остается везде одинаковым – запах. Запах, с которым приходит сюда человек – крови и сырости, труда и выполненности, запах женской силы. Запах родового потока.
Потуги
Потуги – это схватки, к которым примешивается совершенно новое – распирающее ощущение, с которым хочется что-то сделать, будто избавиться, изверг-нуть. Меняется состояние сознания – очень часто – с уплывшего, расплавленного – в ясное, трезвое.
Интервалы могут быть такими же, как на последних переходных схватках, а вот переживаться это уже может совсем по-другому.
Кому-то потуги даются как долгожданное разрешение. Это некий выход из фрустрирующих нас схваток, с которыми ничего не поделать, а просто мириться и быть, в то, что можно активно действовать, со-действовать и понимать, что тут результат-то есть ого-го какой! А кому-то все же тяжко – и больнее. Но последнее – реже. Все же потуги – такой позитивный момент, яркий, ярый.
И он особенно здесь мало кому что должен в смысле времени. Потуги не длятся 15 минут, как этого подспудно требуют в роддоме, и если нет результата, назначив их неэффективными, врачи переходят к активным и травмирующим действиям – для женского тела и для ребенка.
Они могут длиться в среднем от 40 минут до 2 часов, и это все будет нормой. (Не, ну 15 минут тоже могут.) Ребенку требуется время, чтобы приспособиться и аккуратно, нетравматично для себя и для мамы родиться.
Здесь особенно важно делать все точно в согласии со своими ощущениями – тужиться вместо максимального напряжения, с той силой, к которой побуждает вас потуга, не меньше, но и не больше. Тужиться – на потуге.
Это важно, я говорю об этом, потому что часто считается, что здесь-то как раз надо слушать, что говорит врач, и следовать его указаниям, чтобы «правильно» родить. Врачи и акушерки так часто и говорят: «А теперь слушай меня и делай, как я говорю». И выходит, что они вне вашего тела – не знают интенсивности и позывов именно ваших – и говорят тужиться с той силой, к которой у вас сейчас нет настроя (и это не про слабость ваших потуг и их неэффективность, это про их мерку в 15 минут и про то, что ваше тело настроилось сделать это за час, например).
И именно это – неслышание своих позывов – и приводит чаще всего к разрывам, которых, если женщина строго слушает свои именно ощущения, практически никогда не бывает.
И вам может хотеться делать это со звуком, а не на задержке дыхания, и ваше желание – здесь куда важнее. Конечно, если речь идет не о чем-то мегаэкстренном и критическом.
Когда прорезывается голова – жжение. Дальше ребенок совершает поворот плечиками, вы прямо изнутри можете это почувствовать. Кажется, будто кто-то снаружи это сделал, но это не так. И на следующей потуге выскальзывает весь человек. Правда, иногда выпуливается не поэтапно, так тоже бывает.
И тут наступает Самое Главное:
ВСТРЕЧА
Традиционно роды делят на три периода: схватки, потуги и послед. Люди, которым близок естественный подход к ним, часто выделяют четвертый, особенный, идущий хронологически между вторым и третьим периодами. Это время импринтинга – запечатлевания мамой малыша, а малышом – мамы. Их знакомство друг с другом, первая встреча.
Ее интимность практически всегда нарушена. Сакральность – не проявлена. Время это – не уважается.
Все знают про «выкладывание на живот матери» и прикладывание к груди, которое часто ограничивается символическим выдавливанием капли молозива на ротик малыша. И это в большинстве случаев – еще удачно сложившийся вариант в рамках роддома.
Когда-то, 10 лет назад, на курсах для беременных я услышала сравнение от ведущей: «Представьте, – говорила она, – будто ребенок – это инопланетянин, внезапно оказавшийся на нашей планете, где ему ново – ну абсолютно все! Вот что вы делаете, когда оказываетесь в новом месте, окружении, городе или стране? Мы пытаемся найти что-то похожее на то, что у нас уже было в опыте, что-то, что напоминало бы нам уже знакомое, родное. Из этого у нас бы росли безопасность и доверие этому новому. У малыша есть опыт тесноты, тепла, шума – голоса матери, стука ее сердца, запаха, ритма ее ходьбы. Когда он рождается, базовое ощущение доверия к этому миру ему можно подарить за счет сигнала – смотри, малыш, здесь все по-другому, но Главное не изменилось: мама рядом. Вы кладете его к себе на грудь, и уже снаружи он слышит стук сердца матери, ее особенные прикосновения руками – снаружи, ее голос, ее запах, новый и родной одновременно. Так формируются доверие, связь, так не рушится чувство изначального счастья».
