Где-то в 1920 г. Мейбл исчезла с научного горизонта. Много лет спустя выяснилось, что она живет в Оксфорде, недалеко от факультета физиологии, а в 1972 г., на столетний юбилей, Оксфорд наконец вручил ей заслуженный диплом.
{11}
Взгляд свысока
Пониженное содержание кислорода – это основной неблагоприятный фактор для человека, забравшегося на вершину горы, однако помимо него имеются и другие – холод, обезвоживание, солнечные ожоги. Солнечное излучение на большой высоте необычайно интенсивно, поскольку, во-первых, легче проникает через разреженный воздух, а во-вторых, солнечные лучи отражаются от снега и льда, так что можно сильно обгореть. На высоте также уменьшается влажность, поскольку с понижением температуры и атмосферного давления снижается содержание водяного пара в воздухе. Обезвоживание, усугубленное учащенным дыханием, представляет серьезную опасность, поэтому на высоте важно много пить, чтобы возмещать влагу, испаряющуюся из легких в процессе дыхания. Обеспечить это нелегко, поскольку придется тащить на себе либо воду, либо горючее, чтобы растапливать снег. Однако самую главную опасность представляет холод. Температура понижается примерно на 1° С через каждые 100 м подъема, поскольку с расширением воздух теряет тепловую энергию. К температурному спаду добавляются резкие ветры, повышающие «ветро-холодовый индекс». Некоторые альпинисты лишались из-за обморожения фаланг пальцев рук и ног. Например, во время экспедиции 1988 г. на печально знаменитую стену Каншунг Эвереста Стив Венаблз потерял три с половиной пальца на ногах, а Эду Вебстеру пришлось ампутировать три пальца ног и крайние фаланги восьми пальцев рук. Остальные участники экспедиции погибли. Почему так случилось и как справляется организм с предельно низкими температурами, рассказывается в главе 4.
В омут с головой
Когда я прибыла в Пуэрто-Рико, у меня был нулевой опыт подводного плавания, что уж говорить о погружении на морское дно. Уезжала я другим человеком. Плавание с аквалангом среди коралловых рифов приворожило меня на всю жизнь.
Приехала я тогда в исследовательский институт в Сан-Хуане, столице Пуэрто-Рико. В этом институте, разместившемся в старинном каменном форте, который лепится к городской стене на высоком приморском утесе, изучается работа нервных клеток, возможные связи между нервной и иммунной системой, а также множество редких и прекрасных созданий, обитающих на острове и в окружающих морских водах. Кроме научных лабораторий у института имеется общежитие для гостей издалека, вроде меня. И хотя большую часть времени я проводила в здании института, два раза мне удалось побывать на коралловых рифах, обрамляющих остров.
В первую поездку, экипировав меня аквалангом, друзья пошлепали со мной по мелководью, окаймляющему коралловый атолл, пока я привыкала к аппарату. Заглядевшись на рыбешек, снующих над песчаным дном, я опомнилась, только когда начала задыхаться, а мой товарищ, вместо того чтобы помочь, наоборот, пытался заставить меня окунуться с головой. Я запротестовала – в баллоне кончился газ. «Ничего страшного, – ответил мой товарищ. – Поплаваем с трубкой».
Так я попала в подводный рай.
Поводя головой туда-сюда в такт движениям плавного подводного балета, я видела, как струятся по течению мои волосы. Вокруг роились мириады рыбок, переливающихся, будто самоцветы, всеми цветами радуги. Маленькие и юркие, в сине-желтую полоску, такие плоские, что анфас становятся совершенно невидимыми. Еще какие-то, синхронно, всем косяком, петляющие между расщелинами рифа. Рыбы в черных и фиолетовых пятнах; с глазами на хвостовом плавнике, с реющим, будто вуаль, спинным плавником; разодетые в серебряное с голубым или закутанные в аляповатые лоскутные одеяла. Вот проплыла вальяжно стая больших угрюмых серо-коричневых груперов. Коралловая рыбка с розовыми и оливковыми пятнами ринулась в укрытие. Я держала в руке маленький пакетик с крошками сыра, стоило слегка его приоткрыть, и на запах тут же слетались голодные попрошайки. Кто бы мог подумать, что рыб интересует сыр… Что-то коснулось моей ноги, и, опустив взгляд, я увидела небольшую рыбку с надутыми, будто силиконовыми, губами, покусывающую мою лодыжку. Очарованная этим невероятным подводным царством, я постоянно забывала, что надо время от времени всплывать на поверхность, чтобы глотнуть воздуха.
Через три дня рассвет выдался серым и облачным – по-моему, не самая благоприятная обстановка для первого урока погружения с аквалангом. По дороге мои спутники в двадцать пятый раз повторяли инструкции: «Держись поближе к нам… Чуть что, сразу всплывай… На подъеме обязательно выдыхай, не забудь… Не переохлаждайся…» Я прилежно мотала на ус. В доке начал моросить дождь. Прыгая по волнам, мы направили катер к рифу и зачалились с подветренной стороны небольшого лесистого островка. Катер покачивался на волнах, над головой собирались грозовые тучи. Я перегнулась через борт, пытаясь разглядеть риф, но вода была мутной после вчерашнего шторма, поднявшего тучи песка со дна. Я осторожно погрузилась в песочную взвесь, перевалила за спину тяжелый газовый баллон и застегнула грузовой пояс. Думала, что погружусь сразу, но оказалась на удивление плавучей.
– Ничего страшного, – сказали мне. – Хватайся за якорную цепь и по ней перемещайся ко дну, мы пойдем сразу за тобой.
Я послушно последовала совету, но как ни старалась, перебирая руками, двигаться вдоль цепи, меня упорно выталкивало на поверхность, будто поплавок. И воздух из баллонов почему-то никак не поступал.
– Что такое? Боишься? – спросил один из товарищей, заметив мои кульбиты.
– Да, – ответила я тихо и осознала, что на самом деле я просто в ужасе. Многочисленные напоминания обязательно выдыхать во время срочного всплытия, чтобы легкие не разорвались, не прошли даром.
– Ладно, – сказал он. – Давай в лодку. Страх под водой ни к чему.
– Но…
– Нет уж, прости. Давай в лодку.
Я обреченно перевалилась через борт и проехалась на брюхе, как выброшенный на берег тюлень. Остальные, покивав друг другу, по очереди кувырнулись спиной в воду и, небрежно махнув рукой, исчезли в глубине. Я, в слезах, уселась в рубке. Дождь с шипением хлестал по волнам. Я чувствовала себя лишней – причем по собственной вине, ведь мне предоставили возможность, а я струсила и не смогла ею воспользоваться.
