– Ох, пафос-то. Ты к выступлению на телевидении готовишься? Репетируешь?.. Мы, русские, все глобально мыслим. История. Предки. Потомки. А если конкретно? Из-за нескольких побрякушек сорван контракт, который, кстати, для России тоже выгоден. Польза от твоего рвения, Дон Кихот?
– Жлоб ты, Володя. Давай хряпнем по бокалу заморского, торгашеская душонка.
– Одни оскорбления, – он поднял бокал, и мы чокнулись…
* * *
Гена Распадин вспомнил номер машины того человека, которого он и Датчанин обрабатывали за Кольцевой дорогой. Номер был старого образца, ленинградский, запал в память, потому что совпадал с годом победы – 19–45. Нам повезло. Нечасто, но подобные подарки судьбы в оперативной работе встречаются. Мир полон случайностей, но происходят они с завидной закономерностью, нужно только не упустить их и вцепиться обеими руками. Это одно из составляющих нашего искусства.
По номеру мы установили владельца машины. Самбист по фотографии опознал в нем «кожаного». Сергей Васильевич Половников. Кличка Полковник. Сорока двух лет от роду. За плечами три судимости – все за страсть к чужой собственности. Профессиональный «клюквенник» – церковный вор и «досочник» – специалист по кражам икон на селе. Проживает в Ленинградской области.
– Тепло. Очень тепло, – сказал я. – Наша клиентура.
Мы с Железняковым обсуждали полученные данные, чтобы через час представить шефу план действий и отправиться рапортовать руководству управления.
– Что у нас высвечивается, – сказал Железняков. – Датчанин и Геннадий Распадин хватают Полковника после визита последнего к некоему гражданину в Новых Черемушках. Из Полковника выбивается некий адрес. После этого Датчанин богатеет на чемодан с золотом и на марки, которым не знает цены. Что отсюда следует?
– Следует, что нам по горло нужен тот же адрес. Нужны показания Полковника. И тогда мы разберемся с убийством коллекционера, – сказал я. – Только он урка тертый, на хромой кобыле его не объедешь. Я не я, и лошадь не моя. Надо ворога хитростью брать.
– Предлагай, – кивнул Железняков. – Только у тебя все хитрости – набить в подвале морду. Ни тебя, ни нашу контору это не красит.
В нем опять зашевелился сонный гуманист.
– Есть старый ментовский трюк, – сказал я. – Если не получится, то хоть посмеемся.
– Посмеяться всегда рад. Говори.
– Все просто…
* * *
Китель жал в правом боку и в плече. Галстук тер шею. А заколка на галстуке куда-то проваливалась, пару раз я ее чуть не потерял. Только ногам хорошо – казенные ботинки меня не заставит надеть никто. Когда форму надеваешь два раза в год, то чувствуешь себя в ней не лучше, чем корова в смокинге. Но ничего не поделаешь – производственная необходимость.
Меня успокаивало, что Железняков выглядит в милицейском обмундировании ничуть не лучше. Даже хуже. Если во мне есть хоть какая-то, пусть и непроросшая, военная косточка, то Егор тут полная медуза, существо без скелета. Ничего, зато форма новая, почти не надеванная. Два отутюженных майора. У Железнякова на груди университетский значок, планка с медалями «За безупречность» и за охрану общественного порядка. Я колодки не признаю. Медали за выслугу годов не значат ничего. А орден Красной Звезды лежит у меня в серванте. Это мое. Кровью оплаченное. И никому о нем знать не надобно.
– Интересно, придет? – задумчиво произнес я.
– Придет, – с энтузиазмом сказал Железняков. – Участковый его порядочно поднакачал.
– Ждем-с. До первой звезды, – процитировал я рекламу канувшего в Лету банка «Империал». – А потом заявимся к нему с обыском.
– Если только мы его не спугнули и он не подался в бега.
– Не наружку же ему в деревне на сто дворов приставлять, – возразил я.
– Могли бы и приставить. Сбежит – с нас шкуру сдерут.
– Не первую и не последнюю.
Стены просторного кабинета были увешаны стендами с выдержками из правил дорожного движения и Кодекса об административных правонарушениях. Отдельный стенд иллюстрировал судьбу тех, кто в свое время пренебрегал этими правилами – около десятка крупных снимков искореженных машин, автобусов, мотоциклов.
– Похож я на «гибона»? – спросил я, приосаниваясь за столом.
– Ты похож на бандюгу, который в краденой милицейской форме грабит водителей на дороге.
– Благодарю тебя, Егорушка, за добрые слова.
– А чего? Я же честно…
В коридоре районного отделения ГИБДД привычно толпился народ. «Лишенцы» – водители, лишенные прав за лихачество и теперь пытающиеся восстановить статус-кво. Владельцы автомашин, пригнавшие транспорт на техосмотр, – публика сосредоточенная, в большинстве своем немало времени посвятившая размышлениям на тему: что выгоднее – дать на лапу «гибону» или вылизать машину до кондиции. В Москве выгоднее дать, иначе будут гонять и гонять. Здесь, в провинции, нравы почестнее. Может быть, легче довести до кондиции. Машины перед зданием тоже стояли попроще, чем в Москве, – все больше «Нивы» да «Москвичи», да еще пара мотоциклов с коляской. И таких нахальных морд, ломящихся через очередь ставить за взятки на учет ворованные машины, тоже не видать. Одно слово – провинция.
Стук, стук. «Здрасте. Разрешите?» Разрешаем. Тебя-то мы и ждем, Полковник.
Он появился минута в минуту. Привычка не обострять без нужды отношений с конторой. Старая воровская школа. Бандитский молодняк милицию за людей не считает и ни во что не ставит, на чем, кстати, порой сильно обжигается.
– Вот, – протянул он написанную мной повестку. – Вызывали, товарищ майор?
– Ага, – чиновно произнес я. – Присаживайтесь. Разговор у нас будет серьезный. По душам.
– А чего случилось-то? – спросил Полковник несколько обеспокоенно. Он расположился на стуле, теребя в руках кожаную кепку с кнопкой наверху.
Широкоплечий, кряжистый, сильный мужик. Деревенская хватка. Не пьет, не курит. Золотые руки. Слесарит. Работал бы, поднимал хозяйство и горя не знал в своей деревне. Непьющий селянин и по старым временам жил бы неплохо. Ан нет. Потянул лихой промысел. Сердцу не прикажешь.
– Сидели? – показал я на изрисованные татуировками, с тремя перстнями руки.
– По молодости дурь в голове играла.
– И что, не до конца доиграла?
– В смысле?
– Опять в тюрьму собрались?
– В смысле?
– Дурку валять будете? Рассказывайте-ка все, гражданин Половников.
Вот так я рубанул. Морда топором. Брови сдвинуть. Все, теперь в роли Угрюм-Бурчеева сниматься могу.
– Я что-то не понимаю, – Полковник насторожился, но держался хорошо.
– Не понимают они, – хмыкнул Железняков. – Расскажите, гражданин Непонимайка, как вы человека убили.
Кровь отхлынула от его красной физиономии. Даже если он и ждал этого вопроса, все равно шарахнул он по нему крепко. Одно дело – ждать чего-то. И совсем другое – получить.
