Подобное таргетирование стимулирует участие граждан в демократических процессах, не ограничивая его актом голосования, но углубляя и расширяя его, позволяя вдохнуть новый смысл в понятие гражданской ответственности. Гражданин, пусть и скромно, но участвует в управлении – будь то проведение патентной экспертизы в ответ на запрос Патентного ведомства или отклик на целевое обращение к медицинским работникам во внеслужебное время оказать помощь потерпевшему в результате несчастного случая. Это участие не имеет ничего общего с политической ангажированностью – оно просто соответствует званию гражданина в современной демократии.
Целевое (таргетированное) участие в управлении не предполагает ношения униформы, не требует универсальных или эгалитарных процедур. Возможность присоединиться к рабочей группе по образовательным технологиям через Мозговой центр может быть официально открыта для всех, но это не означает, что все будут или должны участвовать. Причина проста. Большинство жителей города или поселка имеют некоторое представление о местных условиях. Специальными знаниями, однако, располагают далеко не все. Вполне вероятно, что выявление (таргетирование) конкретных групп людей и прицельное обращение к ним приведет к установлению некоторой иерархии талантов и способностей; к разным людям будут обращаться в разных обстоятельствах. Опыт открытого доступа учит нас тому, что в большинстве случаев полноценно участвовать в проекте могут и будут лишь несколько человек.
Преодолев юридические препятствия (на что хотелось бы надеяться), Мозговой центр, скорее всего, начнет с накопления знаний и идей, поступающих от элит, и главным образом от ее высококвалифицированных представителей. Хотя участие и открыто для всех, далеко не все готовы к нему. Почему же тогда Мозговой центр не вызывает опасений по поводу несовместимости науки и демократии?
Не приведет ли умное управление к замене профессионального правительства олигархией и эпистемократией?
Ответ заключается, во-первых, в признании факта, что умное управление не является универсальной и безжизненной по сути концепцией гражданского участия, которое понимается исключительно как акт голосования, узаконенный принадлежностью к административно-территориальной единице. Скорее наоборот – умное управление направлено на создание многообразных, надежных и содержательных форм взаимодействия между гражданином, государством и обществом – форм, которые не являются инструментом дешевого политиканства, но учитывают таланты, способности и интересы каждого и связывают их с повседневной практикой самоуправления.
Подобная адресная вовлеченность является поистине демократической, а гражданское управление – более активным, полноценным и осмысленным, поскольку таргетирование позволяет значительно увеличить частоту и спектр критериев для привлечения населения к решению общественных задач. Идея о том, что граждане обладают достаточными знаниями, чтобы участвовать в управлении, родилась в эпоху античности. В древних Афинах, колыбели демократии, компетентность и опыт свободных жителей полиса служили определяющими факторами экономического и военного успеха, являя собой поучительный пример возможной – и реально функционирующей – организации социальной системы.
В VI веке до н. э., изгнав из Афин спартанцев, Клисфен
[888] дал толчок процессам, заложившим основы демократического государства. В современных демократиях политические решения принимаются в основном элитами и коллегиально. Афины же внедрили исключительные институциональные инновации в сферу управления – при помощи и с участием населения, превышающего четверть миллиона человек. Несмотря на обширные территории в 250 кв. км, полис смог преодолеть проблемы координации государственной политики, создав институциональные связи, которые позволяли агрегировать и распространять знания по всей стране. Афинское государство управлялось городским советом, куда входили представители – обычные граждане, не профессионалы – 14 общин (фил), построенных по территориальному признаку. Процветание полиса, его открытость и широкие возможности привлекали в Афины таланты со всего Средиземноморья – так в государственные учреждения вливалась «свежая кровь»
[889].
Опираясь на результаты кропотливых исследований особенностей жизнеустройства тысячи греческих городов-государств, историк античности, профессор Стэнфордского университета Джосайя Обер объясняет в книге «Демократия и знания»
[890], последней в написанной им трилогии по афинской государственности, что Афины жили лучше в экономическом и военном плане именно в результате широкого участия граждан в управлении. Не опора на крупные профессиональные организации, столь широко распространенная сегодня, а демократические способы принятия и реализации решений позволяли древним Афинам наилучшим образом использовать человеческий потенциал полиса, считает Обер:
Политические институты Афин «больше всего напоминают сложную производительную машину, разработанную ab initio
[891] и усовершенствованную в ходе последующих экспериментов, для выявления и сбора соответствующих социальных и научнопрактических знаний»
[892].
Как ни удивительно, но выборы не были ключевым компонентом афинской демократии, голосование являлось лишь средством – пусть и очень важным – завершения процедуры избрания одного лица из круга равных. Скорее, успех античной демократии был обеспечен институтом прямого управления. Благодаря, а не вопреки участию рядовых граждан Афины смогли эффективно использовать человеческий капитал и решать такие сложные задачи, как создание военно-морской базы в западной Адриатике в VI веке до н. э. И строительство роскошного Парфенона, стоимость которого оценивается в 500 млн долл. в современном денежном эквиваленте.
Управление общественным знанием через участие населения стало причиной более значительных, чем у других полисов, экономических и военных успехов Афин. Поощряя плюрализм, афинские государственные институты смогли продуктивно объединить знания, тем самым усовершенствовав управление. Обер утверждает:
