Хотя философия и дух были новыми, но социальный тип и его социальное недовольство оставались теми же
[217].
Бюрократия требовала предсказуемости и ценила преемственность, что, в свою очередь, требовало новых технологий контроля, и в том числе единообразия способов измерения. Новый средний класс модернизаторов выработал внеличностные инструменты и правила измерения производительности и радикально изменил представления об устройстве общества и управлении им. Кроме того, бюрократия нуждалась в специально подготовленных чиновниках, а это, в свою очередь, вело к развитию системы квалификаций и стимулировало формальное образование, построенное на принципах управления знанием. В контексте двух этих тенденций росла массовая уверенность в том, что государственному управлению нужны специалисты с формальной квалификацией, умеющие применять стандартные методы и единицы измерения.
Стандартизация методов и измерений
Просвещенные аристократы, в частности Вольтер, выступали за централизацию и стандартизацию измерений во имя научного и экономического развития Франции. Поскольку первоначально система мер была тесно связана с политическими институтами, задача казалась практически невыполнимой (так, по крайней мере, писали Дени Дидро
[218] и Жан Лерон Д’Аламбер
[219] в статье «Веса» в своей «Энциклопедии»
[220]). И лишь во времена Французской революции Николя де Кондорсе
[221] и его союзникам удалось наконец на волне политических реформ протолкнуть и официальную реформу в области мер и весов. Переход к единой системе мер был не быстрым, но процессу способствовало то, что единообразие измерений отвечало потребностям централизованных и бюрократических политических институтов
[222].
Единые единицы измерения – например, метр – должны были помочь развитию торговли и, следовательно, способствовать экономическому росту. Размывание местных обычаев, замена их сначала общенациональными, а затем и международными стандартами укрепляли общегражданскую идентичность и пришедшую на смену феодальному строю власть нового национального государства (а позже и империи Наполеона).
Фактически переход к метрической системе был знаковым событием для молодых национальных государств. В Италии метр был введен в 1861 году, а местные единицы измерения подогнаны под процентные доли метра. Испания перешла на метрическую систему в 1869 году, Германия – в 1872 году. Только Британия долго хранила собственную систему измерений, с бушелем, пеком, родом, пер-чем и пеннивейтом
[223], но в конце 1960-х сдалась и она. Метрификация Европы (а вместе с ней и возможность более эффективно измерять социальные и экономические условия) являлась одновременно и следствием и орудием масштабной политической централизации. Политика государственного строительства в Европе раннего Нового времени во многом была направлена на рационализацию и стандартизацию жизни, потому что так ею было удобнее управлять
[224].
В США единообразие мер и весов тоже стало ключевым фактором политической централизации государства и становления класса профессиональных чиновников. В 1819 году Палата представителей, откликаясь на переход Франции к метрической системе, попросила государственного секретаря Джона Куинси Адамса
[225] предложить систему измерений для их молодой республики. Двумя годами позже, изучив единицы измерения 22 штатов страны, Джон Куинси Адамс порекомендовал отказаться от метрической и сохранить британскую систему мер, мотивируя это ее долгой историей и связью с человеческим телом. В своем отчете он писал:
История происхождения мер и весов не ясна; но с незапамятных времен мы пользуемся фунтами, унциями, футами, дюймами и милями, унаследованными от римлян, а через них от греков, а ярд… единица измерения саксонского происхождения, происходит, как и еврейские и греческие меры, от человеческого тела
[226].
В общем и целом унификация единиц измерения существенно усилила полномочия нового класса государственных служащих.
Тогда же, в период индустриализации и экономического роста, изобретение механических часов преобразовало измерение времени. Публичные сигналы точного времени явились огромным достижением: уже в 1905 году американский военно-морской флот получал их по радио из Вашингтона. Эйфелева башня стала передавать парижское время в 1910 году – прежде, чем оно приобрело законодательный статус официального времени Франции
[227]. Широко известно, что Эйнштейн занимался решением задачи синхронизации часов на швейцарских железнодорожных станциях
[228]. Механическое измерение времени и возможность синхронизировать его между разными юрисдикциями снимали проблему системного учета рабочего времени. От часов зависели такие новинки, как беспроводной телеграф, телефон и железные дороги, они же обеспечивали их точный ход. Учет рабочего времени существовал и раньше, но электрификация и механизация сделали его повсеместным. Жизнь стала измеряемой и упорядоченной; работу, встречи и развлечения теперь можно было организовать, спланировать и скоординировать.
