— Что, Джорджи, решил-таки ехать? — спросил он.
— А что мне ещё остаётся, Джонни, дружок; совсем нас замучил проклятый богарт, ни днём ни ночью покоя от него нет. Да и ребятишек он так невзлюбил, что моя бедная баба с ума от беспокойства сходит. Так что, сам видишь, приходится утекать из собственного дома.
И вдруг из старой большой маслобойки, которая стояла на телеге, раздался гулкий бас:
— Да, Джонни, дружок, видишь, мы утекаем.
— Это же чёртов богарт! — воскликнул Джордж. — Да если б я знал, что он за нами потащится, с места бы не сошёл. Молли, поворачивай! — скомандовал он жене. — Коли нам всё одно его проделки терпеть, так лучше уж в старом доме, чем в новом, к которому душа не лежит.
И они отправились обратно, а богарт продолжал резвиться на их ферме, пока ему самому не надоело.
СИЛКИ (SILKY).
Брауни обыкновенно являются мужчинами, хотя попадаются и женщины, к примеру Мег Мулах, которая жила при семействе Грантов, а среди гругашей женщин вообще столько же, сколько и мужчин. А вот силки Нортумберленда и Шотландской Границы бывают исключительно женского рода, как и банши. Силки носят шелестящие шёлковые платья, выполняют различную домашнюю работу и гоняют нерадивую прислугу. Подобно конюху из Хилтона, силки по своей природе призраки. Самой известной из них была силки из Блэк-Хеддона, правда, неприятностей от неё было больше, чем пользы: ночью она наводила порядок там, где не успели прибраться до этого, а то, что аккуратно лежало на своих местах, разбрасывала.
Какую-то часть ночи она обязательно проводила сидя на старом дереве у искусственного озера. Это дерево до сих пор носит название «Кресло силки». Иной раз останавливала экипажи и пугала лошадей, а противостоять ей мог лишь человек, который носил крест из рябины. Однажды в одной из комнат Хеддон-Холла обвалился потолок, и на пол рухнул полный золота кожаный мех. После этого силки в Хеддон-Холле не появлялась, и все подумали, что она, наверное, была призраком того, кто спрятал в доме этот клад и умер, не раскрыв своей тайны
[123]. Другая силки жила в Херд-Вуде в Бервикшире, и ещё одна, о которой также рассказал Уильям Хендерсон, в Дентон-Холле возле Ньюкасла. Об этой последней кое-что было слышно сравнительно недавно. Двух старых леди из семейства Хойл, которым принадлежал Дентон-Холл, навещала девушка из нортумберлендских Сауэрби. Дом был слишком велик для двух старых дам, и они по секрету говорили своей приятельнице, что ни за что бы не справились с ним, если бы не силки, которая разжигала огонь в каминах и делала другую работу. Вскоре подруга вышла замуж и уехала из тех мест, а в Ньюкасл вернулась только после Второй мировой войны. Обе мисс Хойл уже умерли, а дом унаследовал другой старый знакомый Марджори Сауэрби. Он был не из тех людей, которые станут полагаться на помощь силки, и потому стал жертвой бесконечных злых шуток. Всё происходившее в доме так его сердило, что он раз и навсегда запретил даже говорить об этом и в конце концов покинул Дентон-Холл. Так брауни превратился в богарта.
А вот силки из истории «Гилсланд Грай» предстаёт персонажем куда более устрашающим, чем во всех других сказках. Она предана Гилсландам, выполняет всевозможную работу по дому, но по ночам садится на дерево у ворот и сторожит въезд в дом, так что друг проходил мимо неё невредимым, разве что лошадь пугалась, но всякого, кто затевал зло против обитателей дома, она убивала без пощады. В упомянутой сказке она медленно придушила грабителя-головореза, которого угораздило попасть ей в лапы
[124]. Другая силки, которая редко работала по дому, слонялась по подъездной аллее в Норт-Шилдс, — похоже, она была скорее духом, призраком любовницы того герцога Аргайла, который жил во времена Вильгельма III и, предположительно, собственноручно убил свою возлюбленную.
БУКА (BWCA).
Валлийский брауни. Следующая история показывает, насколько тесна связь между брауни, богартом и букой.
Давным-давно завёлся на ферме в Монмутшире дух, которого все боялись, пока не пришла на эту ферму молодая служанка, весёлая и здоровая (ходили толки, будто бы в жилах её течёт кровь Матушкиного благословения), и не поладила с букой, да так, что тот и стирал, и убирал, и прял за неё, и всё это за ежевечернее угощение из чашки парного молока и куска пшеничной лепёшки или миски овсянки. Вечером еду оставляли под лестницей, а к утру всё исчезало; но самого буку никто никогда не видел, потому что работал он по ночам. И всё шло хорошо, пока однажды девчонка из чистого озорства не оставила ему горшок с выдохшейся мочой, которой отбеливали ткань. Наутро она горько пожалела о сделанном, потому что бука набросился на неё и пинками прогнал по всему дому, громко крича:
Толстомясая, впредь думай головой,
Прежде чем подставить боглу
Ячменный хлеб с мочой!
И больше девушка его не видела, а года два спустя дошёл слух, что богл поселился на ферме в Хафод-эрс-Эрнис, где тоже подружился со служанкой, которая неизменно кормила его самым лучшим хлебом с молоком и никогда не подшучивала. Однако и у неё со временем обнаружился один недостаток, а именно любопытство. Она всё просила, чтобы он показался ей в своём истинном облике и сказал, как его зовут. И вот однажды вечером она его обманула: сказала, что уходит вместе с остальными, а сама спряталась в доме. Бука сел за прялку и прилежно прял, приговаривая:
До ушей расплылся бы у девки рот,
Кабы знала, что я — Гварвин-а-Трот.
— Ага! — воскликнула тут служанка и вылезла из-под лестницы, — теперь я знаю твоё имя, Гварвин-а-Трот! — Но прялка тут же остановилась, бука исчез и никогда больше не показывался.
После этого он переселился на соседнюю ферму, где сдружился с работником по имени Моисей. Но и тут не повезло бедняге Гварвин-а-Троту: Моисей ушёл воевать с Горбуном Ричардом и погиб. Потеряв друга, бедный бука пустился во все тяжкие и только и знал, что творил всякие бессмысленные злобные проделки: то волов, на которых землю пахали, разгонит, то в доме всё вверх дном перевернёт. В конце концов фермеру надоели его выходки, и он позвал знахаря, чтобы тот усмирил буку. Знахарь всеми правдами и неправдами добился, чтобы бука высунул из норы свой длинный нос, и тут же воткнул в него шило. Затем последовало заклинание, чтобы забросить буку на берега Красного моря, где тот должен был пережить четырнадцать поколений. В ту же секунду поднялся невиданный ураган, знахарь выдернул шило из носа буки, и тот, подхваченный могучим ветром, улетел. Больше его никогда не видели.
Похоже, бука изменил не только характер, но и облик, ибо у брауни носов обычно не бывает, а этого буку так и прозвали: «Бука Носатый»
[125].
