Правящая эстетика общества потребления
Сегодня с явлением каваии можно столкнуться повсюду. Прогуляемся по тем местам, где тусуется токийская молодежь, будь то район Сибуя или Харадзюку. Всякие изображения и условные обозначения на улицах, начиная с цифровых мониторов и заканчивая рекламой магазинов, — все сдобрено пряностью под названием каваии. Здания банков, которые изначально должны были сохранять строгость, украшены многочисленными фигурками персонажей анимэ. Что касается прохожих, то они заняты поисками всяких мелочей в подарок друзьям, то и дело хватаясь за мобильные телефоны, к которым прицеплены грозди малюсеньких брелочков. Их сумки увешаны крошечными мягкими игрушками либо испещрены персонажами анимэ. Молодежная уличная мода, в отличие от лондонских панков или модов, не производит впечатления политизированной, несущей в себе культуру сопротивления. Молодежь кавайна и потому одевается соответствующе. Круглые значки марумодзи и «язык Нори-Пи» 1980-х, отаку 1990-х, наконец бум моэ
[14] 2000-х — пожалуй, можно сказать, что японская каваии-культура — явление, отличающееся от всех мировых субкультур своим положением вне политики.
Но если Японию еще можно покинуть, то можно ли покинуть культуру каваии, как-то отделаться от нее? Действительность утверждает, что нет. В эфире транслируют анимэ; пользуется спросом манга, у персонажей которой в каждом глазу по огромной звезде; девочки выстраиваются в длинные очереди к принт-клубам
[15]; на витринах выставлены сувениры с Китти и фигурки юных милашек, и все это без исключения — пространство, где правит эстетика каваии. Она преодолевает государственные границы, языковой и социальный барьеры, собирает людей в самых невообразимых местах, становится причиной перемены облика под названием косплей
[16], превращается в существенный фактор в условиях общества потребления.
Стало быть, на сегодняшний день явление каваии превратилось в огромную индустрию, которая распространилась на весь мир. Компания Nintendo на одних только покемонах зарабатывает свыше пятисот миллиардов йен, а валовая выручка от продажи товаров с японскими персонажами превышает два триллиона йен. Продукция, связанная с Hello Kitty, продается в шестидесяти странах, общее число наименований товаров достигает пятидесяти тысяч.
Что-то маленькое. Что-то, к чему непонятным образом привязываешься. Что-то хрупкое, непрочное, что-то, что может легко сломаться, если не обращаться с ним бережно. Что-то романтичное, наделенное силой увлечь человека в мир грез. Что-то прелестное, восхитительное. Что-то, во что можно влюбиться с первого взгляда. Что-то удивительное. Что-то, что скрывает в себе тайну, хотя до него можно с легкостью дотронуться. Стоит только раз распылить волшебный порошок под названием каваии, и все кругом, вплоть до самых обыденных вещей, вмиг наполнится ощущением близости и родства, кругом воцарится дружелюбие и радушие. Утопия, оберегаемая невинностью и праздностью. Погрузившись в нее, сбросив оковы реальности, человечество потонет в безграничном море любви вместе со всеми своими куколками, игрушечками и анимэшными персонажами, опьянеет и сойдет с ума от счастья, над которым время не властно.
Женщины, которые не хотят быть кавайными
Нельзя сказать, что в отношении каваии отсутствует критика.
В Нью-Йорке на Таймс-сквер был ликвидирован некогда находившийся там огромный квартал порномагазинов, и теперь на его месте расположился специализированный магазин Hello Kitty. Как следует из названия, там продаются штампики, канцелярские принадлежности, видео и прочие всевозможные товары от кавайного котенка. Американские исследователи приводят такой пример: одна американская исполнительница, памятуя о сопротивлении этому Китти-буму, в обличительном тоне заявляла, что, дескать, отсутствие рта у Hello Kitty является доказательством господства азиатских мужчин, которые, пользуясь своим положением, заставляют женщин молчать
[17].
В связи с этим мне хочется поделиться своим частным воспоминанием. Как-то раз мы с одной издательницей из Нью-Йорка разговорились на тему каваии. Если в современной Америке без всякой задней мысли назвать женщину cute, то дело сразу приобретает характер дискриминации и нарушения правил политкорректности — тон моей собеседницы напоминал судью на допросе. Однако — странное дело — если бы женщина назвала подростка a cute boy, то она вовсе не ощущала бы ничего предосудительного. Как бы то ни было, из нашего разговора я понял, что у слова cute есть прочная механика управления и что вообще все тут чрезвычайно политизировано. Среди моих друзей есть одна красавица, японка, так у нее прозвище кьюти, милашка. Ее бурная жизнь связана с разъездами по всему миру в целях приобретения прав и закупок в области оперы и театральных спектаклей. Интересно, чтó бы она подумала насчет нашего разговора с американской издательницей?
Но наиболее глубокое отвращение к слову каваии, как подсказывает мне мой исследовательский опыт, обнаружилось у социолога Тидзуко Уэно
[18]. В недавней работе, посвященной проблемам пожилых людей, она указывает на следующие проблемы: сегодня в японском обществе каваии — это что-то вроде флирта, вид кокетства, благодаря которому женщина может добиться своего и избежать ряда неприятностей; пожилым, в свою очередь, рекомендуется быть каваии, если они сталкиваются с трудностями в общении с детьми и внуками
[19]. Быть кавайной выгодно. Если ты не кавайная — то вроде как и не женщина. Подобное сознание, само собой, — явление идеологическое, это способ задержать женщину в ее прежнем зависимом положении, и, для того чтобы выжить, ей ничего не остается, кроме такой стратегии поведения. Дети и старики, к которым применимо слово каваии, по сути, ничем не отличаются от иждивенцев, не обремененных никакой ношей и избавленных от всякой ответственности. Выстраивая подобную аргументацию, Уэно прямо заявляет: если люди некую особу называют «некавайной женщиной», то ей следует этим гордиться, а самим пожилым лучше бы отказаться от всех этих «миленьких бабусь».
